С понедельника по пятницу, c 9:00 до 20:00
Описание Картины Сальвадора Дали «солнце»
Описание картины Сальвадора Дали «Солнце»
Только тайной Только через полтора года Лорка приехал снова — на целоелето. Каждый божий день я гляжу, как заходит солнце и, темнея, влажнеет песок и меня пьянят эти синие тени и закатные отсветы, а мерный рокот зеленых волн, тихий, как кошачье мурлыканье, наводит сон.
Это из-заних морской мир кажется волшебным, нездешним. Из этой затеи ничего не вышло, зато дома у нас эти сарданы звучали часто. Как пристально он вглядывался в игру цвета и света на море, скалах и облаках, запоминая все, вплоть до мелочей. Здесь вся серия издательства Гованс и журналы по искусству.
Описание картины Сальвадора Дали Лодка
Ночь накануне праздника называется двенадцатая ночь. Легко угадать, кому ее присудили. Антония (1946), Мадонна (1950). Всю зиму нам грезились эти вечера и все равно, приезжая в Кадакес, мы всякий раз находили в них новое очарование.
В шестнадцать лет Дали стал излагать свои мысли на бумаге. В городах, начиная с XIX века, белены чаще покупают на ярмарках (если не целиком, то отдельные расписные глиняные фигурки). Который был очарован другой Милле картиной – «Сборщицы колосьев», Оригинальный «Анжелюс» был выполнен по заказу американского художника Томаса Эпплтона. Уже в старости Ана Мария передала дому-музею Федерико ГарсиаЛорки в Фуэнте Вакеросе письма поэта к ней и фотографии, сделанные летом 1927года. Небо темнеет.
Но о себе — только о себе — она не сочла нужным писать. Во время своихснов наяву они играли. Говорят, что ldquoЛодкаrdquo находится в частной коллекции. Два больших дивана углом стоятпо стенам.
Самые известные картины Сальвадора Дали
Сколько ночей она так и просидела с сыном на коленях. Один миг длится их радужная жизнь — миг и не остается ничего, только память о чуде. Стена, сложенная из каменных глыб, уже кое-где поросла рыжими подушечками мха.
Леонардо, как и полагается человеку Возрождения, страстнолюбил жизнь и всякое знание. В огромном наследии Дали около десяти картин представляют собойстолп и утверждение истины (название известного труда П. Флоренского) художника, которые он выразил на языке живописи. Зеленые лягушки (оказывается их спины похожи на человечьи) укрылись на берегу в комьях водорослей, а иные — в воде: торчат только лупоглазые головы и из уголков необъятного рта выплывают пузыри.
С братом они не виделись (если не считать двух мимолетных встреч, не доставивших никому радости) с тридцатых годов и прожили последние сорок лет в одном — крохотном — городе, не желая даже слышать друг о друге, — и что же.
- Презентация на тему: Картины Сальвадора Дали
- Картины Сальвадора Дали (17 фото)
- Дали Сальвадор испано-американский художник
- Художественно-исторический музей Арт-Рисунок
И пока песня пелась, у нас от умиления и счастья влажнели глаза. Иоанна) инаука, классическое искусство музеев и даже приготовление еды. Один взгляд на гойевский гобелен просветлит ваше сердце инаполнит его покоем. Здесь, в Барселоне все слишком уж прозаично и так отрадно вспоминать другие, овеянные поэзией вечера. У крестьянок в руках кувшины — они ведь пришли за водой.
История их дружбы драматична. Какнежен, как ласков этот легкий ветерок, вечный спутник заката. Как говорится – и вместе нам сложно, а врозь невозможно. Жозеп дружил с моим отцом с раннего детства. Так вот, дело было в Барселоне на Рождество. Жозеп дружил с моим отцом с раннегодетства. У самой кромки воды по гладкой поверхности камня проложенаполоска мха.
Христос Сан Хуана де ла Круса -- одно из самых известныхпроизведений художника. Так вот и сижу я у вас в гостиной, сеньорита Ана Мария.
На ней разбросаны бобы, кусочкикожного покрова, окровавленные внутренности. Я, конечно же, в первую очередь имею в виду моего друга Федерико Гарсиа Лорку.
- Скульптура Сальвадора Дали 171Женщина с головой из роз187
- Поиск по рефератам и авторским статьям
Все остальное — в точности как живое. Были в истории этой дружбы свои высоты и расхождения, были ссоры исповеди, пирушки, блуждания по ночному Толедо, общая работа для театра, шутовские выходки — маленькие спектакли и даже абсолютно детские игры (о которых рассказала в своих воспоминаниях Ана Мария). Как причудливы и таинственны в сумерках ветвиэвкалиптов.
Начну со старшего поколения: Габриэль Аломар, Себастьян Трульоль, Жоаким Куси, Карлес Коста, Жоан Карбона, Жозеп Пичот, Жоаким Вайреда, ЖозепПуиг Пухадес, Хайме Мауриси, Жоан Субиес, братья Ксирау — Жоаким, Антони иЖоан, Эдуард Родеха, Антони Папель, Солер-и-Грау. Розовые клеверные цветки, распускаясь, не сразу хорошеют. Их слияние дает Гонгору, Кеведо, Сан Хуана де ла Крус, Веласкеса, Гойю. Вообрази, что я решил бы жениться.
Лозадостает до стены и лезет вверх на крышу крепкая зеленая листва окаймляетдверь. Но если б не Сальвадор (в этом я абсолютно уверена), наэтот чудный фонарик никто бы и внимания не обратил, так он был прост, непритязателен и трогателен. Мама сама выкормила нас обоих — кормилицы у нас не было. Так однажды родилась фраза изысканный труп будет питьмолодое вино.
На краю поля — белый пушистый ковер из маргариток. Сколько зеленых сердечек. Это свет мира. И когда я смотрю на рисунок, то лето заново встает у меня перед глазами. алогизм и иррациональность – его программа иего стихия.
Мама сама выкормила насобоих — кормилицы у нас не было. Рассказ Аны Марии о том памятном лете безыскусен, печален и светел. И находили — у мамы и тети. — иначе Эпифания, Пасха Королей или Короли-Маги: Праздник заканчивает католический святочный цикл (священное двенадцатидневье) и празднуется шестого января. Целью этих игр была тренировка отключения сознания илогических связей. Эти картины вошли вмою плоть и кровь и порой мне трудно отличить искусство от жизни.
Жилось нам в ту пору и хорошо и спокойно. Скакой нежностью я вспоминаю каждую его черточку. Не только нас — в таких же ботинках мучились всеокрестные дети. Что же делали, запершись от нас, мама и тетя. Так вот и сижу я у вас в гостиной, сеньорита Ана Мария. И в то же время мягкий, нежный.
Праздник Трех Королей — иначе Эпифания, Пасха Королей илиКороли-Маги: Праздник заканчивает католический святочный цикл (священноедвенадцатидневье) и празднуется шестого января. И в створках, между перламутровых пластин трепещет розовая живаяплоть. Прошу вас, не смейтесь над моими словами. О многом заставляет вспомнить это лицо. Мы долгостоим как зачарованные.
В таком виде эти идеи действительнопревратились в динамит, разрушающий все на своем пути, расшатывающий любуюистину или принцип, если они опираются на основы разума, порядка веры, добродетели, гармонии идеальной красоты – всего того, что стало в глазах радикальныхноваторов искусства и жизни синонимом обмана и безжизненности. Пылающий закат. Картина «Археологический отголосок Анжелюса Милле» была написана Сальвадором Дали в 1935 году и она является частью серии работ, посвящённых произведению «Анжелюс» французского художника Жана-Франсуа Милле.
—профессиональной несостоятельности. На листьях мяты примостились божьи коровки. Когда-то при ней была типография. Впрочем, у нас дома я не виделапотухших глаз.
Им нужно время, чтобы расправить лепестки, набрать цвет и засиять во всей красе. Программной для группы стала лекция Белен (от Вифлеема) — подобие игрушечного театрика, изображающего Рождественскую ночь: пещера в горах, ясли с младенцем Иисусом, Святой Иосиф, Богоматерь, животные и Три Короля (или пастуха), пришедшиепоклониться новорожденному.
Небо сияет солнечный луч высвечивает золотистую пыльцу. Вот сеньора на велосипеде вбелом платье в крупный черный горох с рукавами-окороками по страннойтогдашней моде. Только, может быть, вСонетах темной любви он сказал больше, чем хотел. Повозка, придуманная Сальвадором, оказалась довольно сложным сооружением. Отец читает газету, мама стетей шьют. И даже если сестра и отец в конце концов поняли это, простить было почти невозможно. Сам себя не узнаю. (А во всем такомпрочем столько поэзии и новизны. ) Есть и еще одна неожиданная фраза в письмахЛорки той поры: Впервые пишу любовную лирику.
И я никогда не отказываю себе в этом удовольствии. А мама смеется: Да ты, оказывается, еще растешь, Федерико. В сумерки всегда грезишь онесбыточном.
Лицо матери, всегда свежее и румяное, вдруг поблекло ипобледнело она худела, все чаще ложилась отдохнуть. Ана Мария ничего ему не простила — ни оскорбления материнской памяти, ни оскорбления памяти Лорки, не приняла извинений, единожды принесенных и не выслушала пространных объяснений. Дюрер создал свое, новое искусство. И вот праздник наступил. Таков был категорический внутренний императив. Вдалеке голосит лягушачий хор.
На Праздник Креста Господня здесь устраивают ярмарки. В другомокне — свеча. Наш новый дом в Фигерасе оказался больше и куда роскошнеестарого.
Дали не вел счетаденьгам и, пока они водились, неизменно всюду платил за всех. У порога высится эвкалипт — можно отдохнуть в тени. Тихо проплывают медузы — призрачные, прозрачные. Оркестр идет впереди. Эта книга — не для любителей сенсаций и скандальныхпоследних известий.
Прощаясь, солнце золотит оливы и горную гряду Пани. С братом они не виделись (если не считать двух мимолетныхвстреч, не доставивших никому радости) с тридцатых годов и прожили последниесорок лет в одном — крохотном — городе, не желая даже слышать друг о друге, — ичто же. Как здесь тихо зимой.
Вблизи дома стол, вытесанный из камня, а над ним вместо навеса вьется на рейках виноград. Виспанских народных песнях (а Лорка был редкостным знатоком фольклора) девушкапо обычаю дарит пошитую ею рубашку жениху. Фигерас сияет огнями. Было больно видеть, как он выворачивается наизнанку— и хохочет.
Нанебе за ветвями платанов, раскинувшимися над бульваром, видны звезды. Душа человеческая смотрит на нас с полотен великого ЭльГреко. Писал Сальвадор в ту пору в манере импрессионистов.
Начали появляться новые стили в его живописи. Розовыеклеверные цветки, распускаясь, не сразу хорошеют. Белый величественный силуэт на темном небе, усыпанном звездами. Лето. А ведь Дали — мальчик и юноша — дышал воздухом этой эпохи и вне ее атмосферы (скепсис, романтика и отрешенность, смешанные в равных долях) стал бы другим художником. Скоро сумерки. И даже если сестра и отец в конце концов понялиэто, простить было почти невозможно.
Какой же долгой и горькой будет она длясестры одного и подруги. Белый величественный силуэт на темном небе, усыпанном звездами.
И еще такая, неприметнаяпостороннему взгляду подробность. Потом ничего не было. А мы, в восторге от впечатления, которое произвели, тотчас лезли назад, запирали за собой форточку и принимались орать, чтобывзрослые убедились, что все без обмана, что все мы там и орем хором. Точнее — необъяснимым. Рассказ Аны Марии о том памятном лете безыскусен, печален исветел.
Лето. Да и как иначе. Ночь накануне праздниканазывается двенадцатая ночь. Восторгу зрителей не было предела.
У меня давно нет брата. О многом заставляет вспомнить это лицо. Его картины не обошли таких тем, как сексуальная революция (Загадка желания, Великий мастурбатор) и гражданскиевойны (Лицо войны, Предчувствие гражданской войны), атомная бомба (Ядерный крест) и нацизм (Загадка Гитлера), католическая вера (Распятие, Христос св. Картина изображает крестьянина и его жену на закате. Да, упрямый, упорный — так и будет стоять на своем, пока не вытребует, что ему вздумается.
Наверху, в комнате твоего брата, со стенысмотрит святой. Закат золотит ухоженное поле, высвечивая четкие силуэты олив. Мы же заранее припасали мох и песок — и на глазах возникал настоящий пейзаж.
Но разве тот, кто возмечтал о высоком саде, не ощутилбы тайной гордости за сына-художника. Розовый сумеречный свет скользит по серому камню — и муравьиныхверениц уже не видно. Изредка не потому, что он избегал печали. Лусия — само спокойствие идоброта. Глядя на них, сразу, радует глаз восход раннего солнца.
Дали, как ни кто другой, мог очаровать и приковать к своей картине. Обычное вечернеезанятие — прогулка в оливковую рощу. Как сияют их мантии, усыпанные драгоценными камнями. Он окутал пейзаж, как снег иногдазасыпающий город.
Сейчас в этом зале расположилось кафе Кинематограф. Он и сейчас стоит у меня перед глазами, залитый лунным светом. Как любили мы с братом смотреть на нее, когда она их кормила — изо рта в клюв. Ежегодно мы проводили Рождество, Новый год и Праздник Трех Королей в Барселоне, в доме у дяди — Жозепа М. Серраклара (в ту пору он был алькальдом Барселоны). У самой кромки воды по гладкой поверхности камня проложена полоска мха.
В 1931 году Сальвадор Дали готовясь к своей персональной выставке, сидя за столом, после ужина, впал в раздумье о растекающейся мякоти (как раз за ужином со своей гражданской женой Галой они ели камамберский сыр). Влияние этой семьи на Сальвадора было явным, сильным и благотворным. Вот два поколения, которым разница в возрасте немешала совместно и плодотворно работать. Мы навсегда запомнили горечь того дня.
Не только нас — в таких же ботинках мучились все окрестные дети. Он был феноменально ленив — из кожи вон вылезет, только б ничего неделать. Надо опустить их в кислоту и тогда глаза откроются. Очень меня радует база, чуть похожая на Ange ou Demon, видимо бобами тонка и палисандром. А веженедельнике, которому была суждена более долгая жизнь, в ЛЭмпордаФедераль, в те годы нередко публиковался Сальвадор Дали, несмотря на то, что вэто время он учился в Мадриде.
Среди людей имена которых я уже перечислила, хочется особо выделить друзей моего отца. Хочется окунуться в его картину. Все остальное — в точности какживое. Все они сидят в креслах с парусиновой спинкой — такие у нас тогдабыли. Поколение 27 года — группа поэтов, связанных дружескими итворческими узами (иначе называемая поколением Лорки-Гильена), для которойГонгора стал несомненным авторитетом в их художественных исканиях.
Все с нетерпением ждут. На любительских снимках того лета Лорка одет в матроску, которую ему, по уговору, собственноручно сшила Ана Мария. Точнее — необъяснимым. И кажется, весь город радостно вторит ритму военного марша.
Они знали весь репертуар Каталонского Орфея (живя в Барселоне, они не пропускали ни одного концерта). Вот оно, самое спокойное место насвете. В этот год в Фигерас и Кадакес впервые приехал ФедерикоГарсиа Лорка. Леонардо работал неустанно и радостно. Стебли так тонки, что издалека их не видно — ицветы похожи на порхающих бабочек. Опишу, однако, одну из его выходок. Местные ребятишки глядят, как он работает.
невесты. Поиск новых решений, форм в искусстве Дали начал уже в детстве. Причем вначале предпочитал темные тона, но со временем перешел по преимуществу ксветлым. Жилось нам в ту пору и хорошо и спокойно.
Иногда брат кладеткраску таким густым слоем, что она, застыв, выступает, как рельеф и вблизивидишь только этот выпуклый гребень. Приход Королей — Мельчора, Гаспара, Бальтасара — вариация евангельского рассказа о поклонении волхвов младенцу Иисусу. А над ней высится голова нанапряженной с надутыми жилами шее. В то время, когда Сальвадор считал себяхудожником-импрессионистом (таково его собственное определение), студенческоеобщество Фигераса организовало выставку живописи в фойе кинотеатра Эдисон. Сейчас в этом зале расположилось кафе Кинематограф.
Не знают, что одного — Федерико — мир и запомнит таким, как в то лето, — счастливым и навеки юным. Жизнь манила его и завораживала. На стенах картины, за окном — море и мыс Креус с башней.
Нет, куда мягче и нежнее. Закат золотит ухоженное поле, высвечивая четкие силуэты олив. Тени вытягиваются. Я, конечно же, в первую очередь имею в виду моего друга Федерико Гарсиа Лорку. В испанских народных песнях (а Лорка был редкостным знатоком фольклора) девушка по обычаю дарит пошитую ею рубашку жениху. Осталось только расставить фигурки.
Определенно, художнику нравилась Америка. Непритязательные домашние снимки и письма в пожелтелых от времени конвертах: чуть выцветшие чернила и яркие цветные рисунки — натюрморты, виньетки, ноты, маски (Лорка любил украшать письма рисунками). В картине Искушение св. За ним — королевская свита.
Она — о другом. Как любили мы с братом смотреть на нее, когдаона их кормила — изо рта в клюв. Больше всего мы любили играть в пещеры. Правда, по неведомой причине в этом списке недостает одного имени, главного для него на все времена — Вермеер.
Стоят там и другие книги: целая серия издательства Гованс, что-то еще (что не помню) и альбомы. Все витрины любовно разукрашены к празднику и просто ломятся отигрушек. Тревога холодными пальцами уже сжимала нам горло, леденила сердце. В свойственной Дали манере он «перефразировал» композицию по-своему, превратив крестьян в гигантские скалы, в форме которых легко узнаются персонажи картины Милле. На другом окне — жалюзи, это окно кухни. Вот оно, самое спокойное место на свете. Ана Мария жила одна, замкнуто, отрешенно, мало кого принимала, не давала интервью, а когда все же (считанные разы) соглашалась на встречу, говорила только о детстве и юности избегая вопросов о брате не из-за книги — другой реакции от него она не ждала.
Зеленые лягушки (оказывается их спины похожи на человечьи) укрылись наберегу в комьях водорослей, а иные — в воде: торчат только лупоглазые головы ииз уголков необъятного рта выплывают пузыри. У них все еще впереди — стихи, живопись, театр, горечь разминовения, слава, война. (от Вифлеема) — подобие игрушечного театрика изображающего Рождественскую ночь: пещера в горах, ясли с младенцем Иисусом, Святой Иосиф, Богоматерь, животные и Три Короля (или пастуха), пришедшие поклониться новорожденному.
Ее звали Тереса. Они не знают сроков, отмеренных судьбой. Ей равно необходимы оба полюса — формула и тайна, обе опоры — фольклор и ученое искусство. Эти мгновенья, запечатленные душой, я вновь и вновь узнавала на полотнах брата. Стеррасы открывается вид на просторную площадь, а за ней вдалеке — море.
— слышишь, кажется, голос Вивьен Ли — ледиГамильтон: Потом. В этот миг Дали почувствовал, что он должен создать картину с какой-то необычной атмосферой. Как же он носился с этой заводной обезьянкой, что лазила вверх-вниз по веревочке. Увидел — ивозжелал.
В таверне выступали с концертами И. Альбенис, Э. Гранадос, Э. Морера. Именно ему принадлежит фраза «сюрреализм— это я», которую он произнёс в тот день, когда его исключили из группы сюрреалистов. Небо темнеет. Это прежде всего Жоаким Куси, основатель СеверногоИсследовательского Центра. Именно он передал в дар городу земли для парка, которым мы любуемся и сегодня. Но фрески и офорты измучат душу — их выморочный мир ужасает.
Антония Далипоказывает эротические пристрастия Милого друга Г. Мопассана (картина была написана для одноименного фильма). В другом окне — свеча. Как прочен его мохнатый колючий стебель. Он же стал первым покупателем картин брата. Затем — Карлес Коста, драматург, журналист, корреспондент газеты ЛаПублиситат и редактор еженедельника Ла Трибуна, переводчик Ибсена и Стриндберга. Ему принадлежит один из первых печатных отзывов о творчестве Сальвадора Дали, тогда еще совсем юного художника (в ту пору брату не исполнилось и пятнадцати). Похвала Косты ободрила и воодушевила Сальвадора. Но между той Пасхой и этим летом были письма Ане Марии, кукушке морскойот филина морского Федерико (так подписано одно из писем).
Ана Мария не стала тенью Дали, хотя готовила себя именно к этому. (Мамину маму, о которой я уже упоминала, звали Ана, она жилавместе с нами. ) Что же до дедушек, то их мы не знали — оба умерли, когда мыбыли слишком малы. Узнаваемое для меня сочетание. Он был, что называется, не от мира сего.
Сердцу моему нужен сад и все такое прочее. Хотя бы потому, что, когда они дружили, Дали-сюрреалиста еще просто не существовало.
Изредкане потому, что он избегал печали. На уже готовой картине с изображением освещенной закатным солнцем одинокой скалы и засохшей оливы в пустынных окрестностях Порт-Льигата Дали вдруг «увидел» часы, олицетворяющие прошлое, будущее и настоящее. Одев на себя маскарадный костюм короля он получал огромное удовольствие от своего вида. — ТриКороля.
Нестерпимо тяжело было видеть ее пустой — без клетокс птицами, жасминов и лилий. Но как резко — вдруг — меняется мир Гойи.
За нею, в столовой, в маленькой нише — статуя Пресвятой Девы стиля барокко. Тем не менее я уразумела: баран и есть воплощенное упрямство, сама непреклонность. Эти картины вошли в мою плоть и кровь и порой мне трудно отличить искусство от жизни. Вот это был праздник. Как прочен его мохнатый колючийстебель.
Точнее говоря, мы навещали бабушку по отцовской линии. Ее звали Тереса. В глазах его персонажей, ясных и проницательных, бушует буря или таится печаль. Более полувека о дружбе Лорки и Дали почти ничего не знали из первых рук. И потому яне боялась, что его кто-нибудь прочтет и не держала тетрадку под замком.
Их крылышки отсвечивают насолнце зеленовато-золотым отливом. Ведь вних не только мелодия, но и слова хороши. Мойдневник был совсем другого рода. Стихия оставалась вольной, не подвластной ни формулам, ниотмычкам и открывалась не ему — другому, тому, кто на рисунке, подаренномдругу, написал: Только тайной мы живы.
Должно быть, не случайно легендарному персонажу, предмету национальной гордости многие предпочли эту молчаливую женщину, рядом с которой пережили войну (из тюрьмы, где Ана Мария провела неделю, она вернулась в разрушенный родительский дом полубезумной, если верить тому, что Дали написал в Тайной жизни). Это Лусия мастерила их из пробки и расставляла на доске, за этим ивытащенной из кладовки. Именно он передал в дар городу земли для парка, которым мы любуемся и сегодня. Тем не менее яуразумела: баран и есть воплощенное упрямство, сама непреклонность.
На стенах картины, за окном — море и мыс Креус с башней. Быстросориентировавшись, Дали начал есть вишни, которые служили ему натурой, а настоящиехвостики прикреплять к ягодам на картине. Ана Мария не стала тенью Дали, хотя готовила себя именно кэтому. Посередине комнаты большой мольберт, а маленькийвисит в углу на гвозде.
Брату было тогда четырнадцать, а мне — десять. Между мной и Федерико, — пишет Ана Мария, — существовало что-то непостижимое уму, какая-то таинственная, призрачная жизнь, в которую мы входили, как в сон.
Аромат в целом очень гармоничный и стойкий. Ана Мария и Федерико встретились только спустя семь лет — в Барселоне, на премьере Йермы. Какое наслаждение жить.
В городах, начиная с XIX века, белены чаще покупают на ярмарках (если не целиком, тоотдельные расписные глиняные фигурки). Здесь вся серия издательства Гованс и журналы поискусству. Но фрески и офорты измучат душу — их выморочный миружасает. Герани, освещенные солнцем, огненной лентой окаймляют кобальтовую гладь.
То, что он сам написал об этом вТайной жизни, предельно далеко от реальности. Еще у меня есть молоток, чтоб чинить стулья естьхолст, немного бумаги Энгр. Более полувека о дружбе Лорки и Дали почти ничего не зналииз первых рук.
К ее эссе и очеркам об истории, археологии илитературе Каталонии, написанным уверенно изящно и без претензий, скоропривыкли, а в итоге ее полюбили не только как автора, но и как человека.
Прощаясь, солнце золотит оливы и горную гряду Пани. Дали инстинктивно, сразу и безоговорочно отверг явленный ему в лице Лорки творческий хаос. Все было иначе — с точностью до наоборот.
Улицысияют огнями. Замечательное зрелище. Белым снежным облаком опускается на зеленое поле миндальный цвет. Но море ускользало, хотя волны на холсте можнобыло сосчитать. В памяти моей ты — лучшее из воспоминаний. Настало лето и всех нас обули не в опостылевшиеботинки, а в альпаргаты на лентах, о носках же больше и помину не было.
Фигерассияет огнями. Она жила у нас в доме еще с тех пор, когда мама только-только отняла Сальвадора от груди. Полки завешены той же серой холстиной.
11 мая 1904 года в семье дона Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипы Доменеч в небольшом испанском городке Фигерасе (Figueras) на северо-востоке Испании, неподалёку от Барселоны родился мальчик, которому было суждено стать в будущем одним из величайших гениев эпохи сюрреализма. Из-за нее вид из окна напоминает старинную гравюру. Долго этооставалось тайной. За этим столом, точнее, прямо на нем Сальвадор впервые что-то нарисовал.
И тогда мама с тетей укладывали нас в кроватки итихонько, на цыпочках выходили из спальни. Уже никогда больше не войдет сюда бабушка с кипой свежеотглаженного белья, никогда больше мама не заторопится кормить своих птиц. Мы навсегда запомнили горечь того дня.
И вспоминаю. Долго его тискал и радовался как дитя Являюсь :-O огромным поклонником творчества Дали и преданнейшим почитаталем парфюмерных работ дома Жана Поля Гривори Salvador Dali, Он обалдел. Конечно, позже он переменился и как человек и какхудожник, но внимательному взгляду даже в его поздних полотнах очевидныобразы идущие от детства, — и там они ведут первую скрипку. «Стойкость памяти», получившую всеобщее признание, «Твердость памяти», «Мягкие часы», «Память» – которые порождает Картину Сальвадора Дали памяти, Постоянство Свою задачу в живописи Дали видел в материализации образов, называют по-разному.
Уже вечер. Ведь в них не только мелодия, но и слова хороши. Мы долго стоим как зачарованные.
Эти письма необычайно много говорят и о художнике и опоэте. Это Лусия мастерила их из пробки и расставляла на доске, за этим и вытащенной из кладовки. Казалось и не было тех семи лет — пишет о том вечере Ана Мария. Есть изгрызенный древоточцем шкаф.
Соловьиные трели. И на следующий день уехали в Кадакес, а когда вернулись, началась другаяжизнь. Кладем мыло в воду, ждем, когда кусок размылится и начинаем выдувать пузыри. В 14 лет состоялась его первая персональная выставка в муниципальном театре Фигераса.
Было больно видеть, как он выворачивается наизнанку — и хохочет. На Праздник Креста Господня здесь устраивают ярмарки. Но море ускользало, хотя волны на холсте можно было сосчитать. хотелось его опять приобрести, по воспоминаниям был просто шикарным. Он и сейчас стоит у меня перед глазами, залитый лунным светом.
Второй был призван продолжить древний род. Больше всего мы любили играть в пещеры. Они — плоть от плоти этой земли (а надо сказать, Каталония всегда ощущала свою особость и значимость в культуре полуострова и в начале века это чувство стало почти болезненным).
Точнее говоря, мы навещали бабушку по отцовской линии. Мама, тетушка иЛусия трудились не покладая рук. Развязка трагедии, подкравшейся так незаметно, коварно и тихо, приближалась. Одиночество научило ее решимости и молчанию.
Галерея ведетна террасу, но здесь вместо каменных балясин железные прутья и перила. А ведь Дали — мальчик и юноша — дышал воздухом этой эпохи и вне ееатмосферы (скепсис, романтика и отрешенность, смешанные в равных долях) стал быдругим художником. Проработав весь день, можно и отдохнуть. Казалось и не было тех семи лет — пишет о том вечере Ана Мария. Да и как иначе. У реки будут пастись белые гуси, за ними пусть смотрит пастух в берете.
Повсюду толпы народа, крики, шум, смех. А сподвигло его написать эту картину, как ни странно, обыкновенный камамберский сыр. Пейзаж Кадакеса, лучший на всем свете. А сподвигло его написать эту картину, как ни странно, обыкновенный камамберский сыр. В тростниках заливается лягушачий хор. Правда, Жозеп Пичот бросил юриспруденцию ради парковой архитектуры и не закончил курс.
Его творения божественны, в них властвует дух. Он прекрасен и сложен настолько, что чувствуется магия.
За нею, в столовой, в маленькой нише— статуя Пресвятой Девы стиля барокко. Я еще упомянуоб этом, когда речь пойдет об участии в культурной жизни города моего брата (очем, кстати, нынешнее молодое поколение и не подозревает). Нарцисс).
Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. С какой нежностью я вспоминаю каждую его черточку. Но между той Пасхой и этим летом были письма Ане Марии, кукушке морской от филина морского Федерико (так подписано одно из писем). Цикадынеистовствуют в зарослях ежевики издалека доносится мерный плеск весел.
Герани, освещенные солнцем, огненной лентой окаймляют кобальтовую гладь. В его маленьком магазине и сегодня живут тени прошлого — тени великих. Вдалеке голосит лягушачий хор. Конечно, о брате, но нетолько. В 1916 году, когда мой брат (ему только-только исполнилосьдвенадцать) делал первые шаги в мире искусства, Фигерас был открытым городом, светлым, свободным, обращенным к миру, готовым воспринять всяческиенововведения и открытия.
Он же, облюбовавкакую-нибудь одну вещицу, уже с нею не расставался. — профессиональной несостоятельности.
Что чрезмерно разозлило Руководство художника, универмага было вынуждено избавиться от выставки. Это прежде всего Жоаким Куси, основатель Северного Исследовательского Центра.
Напротив, вытянутый по вертикали форматсразу приостанавливает динамику и придает композиции торжественность (ХристосСан Хуана де ла Круса). Вот таким образом столько жизни, столько движения в его полотнах – и как поразительно его мастерство. Именно тогда, в эпоху обезьянки, он и закатил ту памятнуюсцену.
Но Сальвадор, как вцепился в одну игрушку, так больше ни на что и не взглянул. Нестерпимо тяжело было видеть ее пустой — без клеток с птицами, жасминов и лилий. Лорка улыбнулся в ответ — простодушно, по-детски.
Великолепное зрелище — как цветной сон, приснившийся ребенку. Однако суть не в том, что они шли разными путями. А если собеседник оказывалсяприятен иногда добавляла, неожиданно мягко улыбаясь: Поговорим лучше оФедерико.
Оригинальный «Анжелюс» был выполнен по заказу американского художника Томаса Эпплтона, который был очарован другой картиной Милле – «Сборщицы колосьев». Повсюду толпы народа, крики, шум, смех. Брат согласился с отцовским планом. Непритязательные домашние снимки иписьма в пожелтелых от времени конвертах: чуть выцветшие чернила и яркиецветные рисунки — натюрморты, виньетки, ноты, маски (Лорка любил украшатьписьма рисунками). В испанских деревнях белен обычно мастерят дети. Он же стал первым покупателем картин брата.
Ана Мария жила одна, замкнуто, отрешенно, мало кого принимала, не давала интервью, а когда все же (считанныеразы) соглашалась на встречу, говорила только о детстве и юности избегаявопросов о брате не из-за книги — другой реакции от него она не ждала. На небе за ветвями платанов, раскинувшимися над бульваром, видны звезды. Он же, облюбовав какую-нибудь одну вещицу, уже с нею не расставался.
Это правда — я не умею забывать. В его маленьком магазине и сегодня живут тени прошлого —тени великих. Впрочем, у нас дома я не видела потухших глаз. Кадакесзавораживал нас. Они устремлены вдаль, словно в надежде различитьв сонме таинственных теней то, что так и останется неразгаданным, недостижимым.
А Лусия нянчила нас и не упомянуть о ней, рассказывая о детстве, просто невозможно. Птицы вьются над полем и воздух звенит от песен. Чуть подальше крестьянин, тоже в каталонском наряде, тащит вязанку хвороста. Здесь преобладают довольно мягкие ненавязчивые цвета.
Только, может быть, в Сонетах темной любви он сказал больше, чем хотел. Вот таким образом Милле продал картину в 1860 году всего за 1000 франков, непонятным По причинам Эпплтон так никогда и не выкупил заказанную им работу. Ей подошло быназвание Аллегория мира.
Развязка трагедии, подкравшейся так незаметно, коварно и тихо, приближалась. А образ точен. Естьизгрызенный древоточцем шкаф. Егокартины впитали особенный свет Кадакеса. А образточен.
Он взял идеисюрреализма и довел их до крайности. Но если б не Сальвадор (в этом я абсолютно уверена), на этот чудный фонарик никто бы и внимания не обратил, так он был прост, непритязателен и трогателен. Над ними, у самой поверхности воды снуют стайки серебристых рыбок. Зимой он с женой Анжелетой жил в Фигерасе, а летом, как и мы, в Кадакесе.
Шум и гам не смолкали до самого вечера. Думается именно этонатолкнуло меня на мысль рассказать все, как было.
Их приветствовали все — от мала до велика. Стрекочут цикады. Звезды отражаются в глубинах ваших зрачков. Я все помню. Он не знал материальныхзабот и мог свободно развивать свои способности.
Вы и представить себе не можете, как много мне далообщение с ними. Улицы сияют огнями. В то время, когда Сальвадор считал себя художником-импрессионистом (таково его собственное определение), студенческое общество Фигераса организовало выставку живописи в фойе кинотеатра Эдисон. Потом ничего не было. Он был в ту пору убежденным кубистом, приверженцем точности исвято верил в могущество рациональной формулы, добываемой разумом и трудом. Всеми силами души Дали противился влиянию Лорки, которого воспринял каколицетворение беззаконной стихии, первозданного животворящего хаоса. Мама уже не видела ни этого шествия, ни повозки, придуманнойи расписанной Сальвадором. Вот-вот заквакает нестройныйлягушачий хор.
Это один из наиболее шедевриальных творений парфюмерного дома Дали. Повозка, придуманная Сальвадором, оказалась довольно сложнымсооружением. Небо сияет солнечный луч высвечивает золотистую пыльцу. Тревога холодными пальцами уже сжимала нам горло, леденила сердце. И в ответ на неизбежный недоуменный вопрос всякого читателя: А потом. Настолько сильное, что несразу замечаешь руку профессионального литератора, а ведь Ана Мария, прежде чемпринялась за книгу, успела лет десять, по меньшей мере, поработать длякаталонских газет, журналов и издательств.
Полки завешены той же серой холстиной. В испанских деревнях белен обычно мастерят дети. Он, как всегда, у себя за столом и успевает все — вести дела и продолжать диалог. Один миг длитсяих радужная жизнь — миг и не остается ничего, только память о чуде. НоСальвадор, как вцепился в одну игрушку, так больше ни на что и не взглянул.
Сердце колотилось и я выждала 2 минуты, послушала аромат и. это любовь. (Сейчас он принадлежит его племяннику Рамону Пичоту, тоже художнику, великолепному портретисту. ) Известно, что в этой мастерской бывал Пикассо, когда приезжал в Кадакес. Лорка улыбнулся в ответ — простодушно, по-детски. Чутьподальше крестьянин, тоже в каталонском наряде, тащит вязанку хвороста. Но в этой печальной и светлой книге привкуса горечи нет. Прилежнейший из учеников, он с ледяной невозмутимостью мог известитьпрофессора истории искусств на экзамене (. ) о его — академика. А ведь сеньора и правдапохожа на бабочку.
Стебли так тонки, что издалека их не видно — и цветы похожи на порхающих бабочек. Вместе они учились в школе, затем на юридическом факультете. Как-то раз, вечером, так похолодало, что о прогулке нечегобыло и думать. Однажды, решив употребить для своих упражнений старую дверь (по причине отсутствияхолста) всего тремя красками и без использования кисти нарисовал натюрморт, изумивший друзей и родственников, увидевших его тогда.
Как овечья шерсть. Легко угадать, кому ее присудили. В море и на лугу и в роще одни чудеса. Рождество было у нас в доме главным праздником. Душа человеческая смотрит на нас с полотен великого Эль Греко. Быть сестрой гения — не самая легкая доля.
В юности я вела дневник, но совсем не такой, какой ведетбольшинство девушек. Но вот закатное пламя гаснет. Кладем мыло в воду, ждем, когда кусок размылится и начинаемвыдувать пузыри. Если нагнуться, в заводи, в этой капле воды, увидишьсвою жизнь, с трагедиями и радостями. На пороге бабушка в черном платье раздвигает шнуры со стеклянными шариками.
У реки будут пастись белыегуси, за ними пусть смотрит пастух в берете. Ана Мария и Федерико встретились только спустя семь лет — вБарселоне, на премьере Йермы. Могучая, таинственная сила зовет пчел к цветам и они разлетаются из улья. — Три Короля. Бархатным мшистым ковром покрыты прибрежные камни.
, а под ним, словно по волшебству, возникали горы. Талант гения рвался наружу. В праздники дома царило оживление. Вероятно именно там он и написал свои кадакесские картины, ведь в крохотном домике Лидии, который для него сняли, не было места для мольберта.
Ив стихах — ни исповедей, ни признаний. Кухарка уйдет на танцы, а память моя усядетсяв кресло. А глаза Святой Лусии, упрятанные в песке и гальке, спят — им темно и только изредка уходящее солнце отыскивает их в космах выброшенных на берег водорослей и что-то на миг загорается под ногами матовым лунным сияньем.
Есть их надо насолнцепеке. Вот два поколения, которым разница в возрасте не мешала совместно и плодотворно работать. На скалах, как крохотные изваяния, застыли ящерки, греясь насолнце. Стены обили холстом и верхний его край Сальвадор украсил великолепной виньеткой — гирляндой из голубых цветов, оплетающей корзины с фруктами. Помню, как-то раз Короли одарили нас сверх всякой меры: чего только там не было, целая куча подарков.
Но вот наконец запели трубы, это военный оркестр полка Сан-Кинтин открывает шествие. На снимках — Лорка, Дали, гитарист Рехино Сайнс де ла Маса, сумасшедшая старуха Лидия, беседы с которой восхищали поэта, соседские дети и сама Ана Мария (благо уже был изобретен автоспуск). Белым снежным облаком опускается назеленое поле миндальный цвет. Кажется, ей удалось спастись — укрылась за белым камнем. Какже он носился с этой заводной обезьянкой, что лазила вверх-вниз по веревочке. Однимиз таких предметов был, например «Астральный стул»: кожаное сидение былозаменено шоколадным, к ножке была привинчена дверная ручка, другая же ножкастояла в кружке с пивом. Мама уже не видела ни этого шествия, ни повозки, придуманной и расписанной Сальвадором.
Все ближе барабанный бой. Вот так и живем мы с ним бок о бок – 10 лет ежемесячных (иногда еженедельных) вдыханий аромата из крышечки. Но жизнь в доме шла как прежде, своим чередом.
Стоят там и другие книги: целая серия издательства Гованс, что-то еще (что не помню) и альбомы. Пылающий закат. А каждый четверг город шумел ярмаркой — сюда со всейокруги съезжались крестьяне. Таков был категорический внутреннийимператив.
Мадонна в зеленом платье с широкой золотой каймой чуть заметно улыбается. Цикады неистовствуют в зарослях ежевики издалека доносится мерный плеск весел. Два больших дивана углом стоят по стенам. Мама с тетей пели для нас народные песни. Мы таили ее, гнали неотвязные мысли и старались не смотреть в глаза друг другу.
Кухарка уйдет на танцы, а память моя усядется в кресло. Сколько ночей она так и просидела ссыном на коленях. Недрогнувшей рукой зачеркнута целаяжизнь. Что же делали, запершись от нас, мама и тетя.
И, наверное, не зря все эти годы онатак увлеченно занималась тем, что в русской провинции и сейчас почтительноназывают неуклюжим словом краеведение. И в ответ на неизбежный недоуменныйвопрос всякого читателя: А потом. Сердцу моему нужен сад и все такое прочее. Жители Кадакеса поделились на поклонников Дали и куда болеемногочисленных друзей Аны Марии. Вот это был праздник. А вот наконец и сами Короли, властители восточных земель. Он был феноменально ленив — из кожи вон вылезет, только б ничего не делать.
Дали прикасался буквально ко всему, что было существенно для человека еговремени. Эта дурацкая обувь — единственное, что омрачало лето и нам ивзрослым. Низкий горизонт придает образу черты некойтеатральности (например, Предвидение гражданской войны в Испании). В композициях с высоким горизонтом ощущаются черты, близкие к фольклорномуначалу изображение приобретает орнаментально-символический характер (Испания).
И когда я смотрю на рисунок, то лето заново встает у меня перед глазами. Сколько зеленых сердечек. Но вот закатноепламя гаснет. Или не хочет их замечать. Дом украшали цветами, целыми семьями приходили друзья — Мата, Льонки, Пичоты, Куси. Нарисовал же он на столе тех самых целлулоидных лебедей, которых сам же и растерзал.
Свет Кадакеса, его небо и море за обрывом беленой стены — гладкое, как рыбий глаз, — запечатлены в этой книге не менее зримо, чем на полотнах брата. Дюрер создал свое, новое искусство. Ей подошло бы название Аллегория мира. Залив Росас и монастырь Сант Пере де Рода видно даже с галереи. И потому я не боялась, что его кто-нибудь прочтет и не держала тетрадку под замком.
Вместе они учились в школе, затем на юридическом факультете. Хотя бы потому, что, когда они дружили, Дали-сюрреалиста еще простоне существовало. Одна целиком отдана книгам. Силуэт церкви, обрамленный ветвями, четок, как на старинной гравюре.
Писал Сальвадор в ту пору в манере импрессионистов. Так вот, дело было в Барселоне на Рождество. Имы, при виде носа картошкой, главной достопримечательности этого лица, неизменно вопим все хором: Весенний луг. Звезды отражаются в глубинах ваших зрачков. С террасы открывается вид на просторную площадь, а за ней вдалеке — море.
Мне и сейчас трудно провести грань между ними и жизнью. Им нужно время, чтобы расправить лепестки, набрать цвет и засиять во всей красе. Однацеликом отдана книгам. Таким образом из бездны вызывались глубинныеподсознательные хаотические силы. На другом окне — жалюзи, это окно кухни. В юности я вела дневник, но совсем не такой, какой ведет большинство девушек.
ЗаливРосас и монастырь Сант Пере де Рода видно даже с галереи. Они не знают сроков, отмеренныхсудьбой. Из-за нее нас не разругали, но мы все равно ухитрялись развязать конец шнура и снять стольнеобходимые нам палочки. Но о себе — только о себе — она не сочла нужным писать. Оттуда из рощи, Кадакес выглядит абсолютно иначе. Эта книга — не для любителей сенсаций и скандальных последних известий.
Кажется и сейчас каждый будний день ровно в десять сюда запросто заходит Балари-и-Жовани и усаживается в глубокое удобное кресло, чтобы завести долгую беседу с сеньором Вердагером. Обычное вечернее занятие — прогулка в оливковую рощу. Это правда — я не умею забывать.
Снова в крик, едва голова коснется подушки. На столе в кувшине кисти, тут же палитра, бумага, чернила и карандаши. Входишь — и попадаешь в небольшой холл, в окнах — цветные стекла.
Каждая картина выполняет две функции --изобразительную и экспрессивно-декоративную. Этот занавес-задник прикрепляли к стене. Когда-то при ней была типография. Чтобы освободиться от контроля разумаприменялись чисто механические методы охоты за случайностью (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухимикрасками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие зарослифантастического леса – техника фроттажа).
Жизнь манила его и завораживала. Вот таким образом столько жизни, столько движения в его полотнах – и как поразительно егомастерство. Онстановился и фоном и небом белена, а под ним, словно по волшебству, возникалигоры. Трудности, которые ему приходилось преодолевать, были не материального, а духовного плана. (А во всем таком прочем столько поэзии и новизны. ) Есть и еще одна неожиданная фраза в письмах Лорки той поры: Впервые пишу любовную лирику.
И о том, что жить ему оставалось меньше года. Мама с тетей пели для наснародные песни. Упомяну имена тех, кому Фигерас обязан своим культурным расцветом. Должно быть, неслучайно легендарному персонажу, предмету национальной гордости многиепредпочли эту молчаливую женщину, рядом с которой пережили войну (из тюрьмы, где Ана Мария провела неделю, она вернулась в разрушенный родительский домполубезумной, если верить тому, что Дали написал в Тайной жизни).
(Сейчас он принадлежит его племяннику Рамону Пичоту, тоже художнику, великолепному портретисту. ) Известно, что в этой мастерской бывал Пикассо, когда приезжал в Кадакес. И хотя там тоже была галерея, мы постоянно вспоминали другую. Упорога высится эвкалипт — можно отдохнуть в тени.
Замечательное зрелище. За этим столом, точнее, прямо на немСальвадор впервые что-то нарисовал. Чтоб успокоить, его задаривали немыслимым количеством игрушек. На краю поля — белый пушистый ковер измаргариток.
Ана Мария не простила брату этих слов — они легли на ту же чашу весов, которую уже тянула к земле фраза, написанная поперек одного из религиозных рисунков Дали: Приятно плюнуть на материнский портрет. Наверху, в комнате твоего брата, со стены смотрит святой. Их слияние даетГонгору, Кеведо, Сан Хуана де ла Крус, Веласкеса, Гойю. Тени вытягиваются.
Их крылышки отсвечивают на солнце зеленовато-золотым отливом. Вблизи дома стол, вытесанный из камня, а над ним вместо навеса вьется на рейках виноград. Среди них особуюзначимость имеют такие полотна, как Искушение св. Столик вырезали из цельного куска дерева и сделали выемки для ног, чтобы было удобно сидеть. Вообрази, что я решил бы жениться. Переход отмеханических приемов к психическим (илипсихоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.
Повсюду бегают куры и кролики. Долго это оставалось тайной. Вот уже, кажется, спит и, дай бог, не проснется, если уйти, но какое там.
Он жил в Барселоне и владел книжным антикварным магазином Вердагер, открытым еще в 1835 году Жоакимом Вердагером-и-Больичем и расположенным прямо напротив Лицея. А Лусия нянчила нас и не упомянуть о ней, рассказывая о детстве, просто невозможно. Я все помню.
И маме приходилось снова брать его на руки — иначе он не засыпал. Как овечья шерсть.
Перебираякамушки, можно отыскать глаза, но разбудить — нельзя. Ей равно необходимы оба полюса —формула и тайна, обе опоры — фольклор и ученое искусство. Книга сестры привела Дали в бешенство и его можно понять.
Все ближе барабанный бой. Каникулы мы всегда проводили в Кадакесе и брат всегдаработал здесь с величайшим усердием. Он вечен и вечно нов — вот секрет его совершенства. Под окном столовой — скамейка (я ее так и оставила на старом месте). Обычно раз в год и очень редко -редко, что не могу и не хочу, я себе пшикаю на запястье Короля и. снова понимаю. Трудности, которые емуприходилось преодолевать, были не материального, а духовного плана.
Сам себя не узнаю. Из-за груды камней грозит своимиклешнями морской рак. Вот уже, кажется, спит и, дай бог, не проснется, если уйти, но какое там.
На листьях мяты примостились божьи коровки. Посередине комнаты большой мольберт, а маленький висит в углу на гвозде. У крестьянок в руках кувшины — они ведь пришли за водой.
Он, как всегда, у себя за столом иуспевает все — вести дела и продолжать диалог. Как-то раз, вечером, так похолодало, что о прогулке нечего было и думать. Там не было долгих монологов, признаний и тайн. Как причудливы и таинственны в сумерках ветви эвкалиптов. В памяти моей ты — лучшее из воспоминаний.
Этот столик смастерили специально для нас (брату было шесть лет, а мне два года). Кажется, цветы растут прямо из камня, так глубоко вкопаны в гальку горшки. Розовый сумеречный свет скользит по серому камню — и муравьиных верениц уже не видно. Его картины, как и сновидения, нуждаются в истолковании. Дело было на прогулке — мама вела Сальвадора за руку, а шли они по улицеФернандо. Дали связывает его с деятельностью папы Иоанна XXIII (на картине распятие представляет собой увеличенное во много раз изображениекреста, принадлежащего папе), который вошел в историю Ватикана как миротворец иратующий за объединение церквей, что было близко духовным исканиям Дали. Художник сделал много подготовительных рисунков к этой картине -- он искалнаиболее выразительное соотношение светлого и темного, устойчивого и призрачного. Они — плоть от плоти этой земли (а надо сказать, Каталония всегда ощущала свою особость и значимость в культуреполуострова и в начале века это чувство стало почти болезненным).
Нет, куда мягче и нежнее. Бархатным мшистым ковром покрыты прибрежныекамни. Дали часто общался с местными рыбаками. Опишу, однако, одну из его выходок. В одном из окон — медвежонок, моя любимая игрушка.
Соловьиные трели. Но жизнь в доме шла какпрежде, своим чередом. В гостиной — никого. Только тайной Только через полтора года Лорка приехал снова — на целое лето. Надо опустить их вкислоту и тогда глаза откроются. Искал — и не находил.
Леонардо, как и полагается человеку Возрождения, страстно любил жизнь и всякое знание. А каждый четверг город шумел ярмаркой — сюда со всей округи съезжались крестьяне. Помните.
Полученные знания перекрестились с его бурным воображением. В 1916 году, когда мой брат (ему только-только исполнилось двенадцать) делал первые шаги в мире искусства, Фигерас был открытым городом, светлым, свободным, обращенным к миру, готовым воспринять всяческие нововведения и открытия. Что же до остального, то прочее переменилось к лучшему. Кадакес завораживал нас. А за окном все тянется вереница женщин в трауре — заплаканных, запыленных другие к нотариусу не ходят. Еще у меня есть молоток, чтоб чинить стулья есть холст, немного бумаги Энгр.
Или не хочет их замечать. И на следующий день уехали в Кадакес, а когда вернулись, началась другая жизнь. Может, потому Господь и послал нам тетушку — чтоб ласки хватило на двоих.
После выставки холст не сняли игирлянда оставалась на своем месте еще долгие годы, пока помещение не отдали подкафе. Все, чтопроисходило там, казалось естественным, закономерным, понятным — словно иначе ибыть не могло. Первую свою картину Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было 10 лет.
Конечно, о брате, но не только. Пламенея, колышутся алые маки. Пальмовую площадь мы пересекали по крайней мере четыре раза на день: в коллеж, обратно, на прогулку, с прогулки.
Своеобразными «тренировками» были собрания сюрреалистов, которые ониназывали термином sommeils – что означает сны наяву. Мы таили ее, гнали неотвязные мысли и старались не смотреть вглаза друг другу. Стена, сложенная из каменных глыб, ужекое-где поросла рыжими подушечками мха.
А вот наконец и сами Короли, властители восточных земель. Это было изображениепригоршни вишен, лежащих на солнце. И вот праздник наступил.
(Ознакомившись састрономическим счетом, отец его заподозрил, что сын содержит гарем и свележемесячную сумму к минимуму. Он постиг многие науки и за все, что делал, принимался с воодушевлением и наслаждением. Пейзаж Кадакеса, лучший на всем свете. Как они величественны. Никогда здесь больше не будет благоухатьтубероза — с самого детства любимый аромат Сальвадора. Там не было долгих монологов, признаний и тайн.
В 1950-1970-х годах Дали много работает в графике -- станковой и книжной. Он создает серию акварелей (102 листа) на темы Данте иллюстрирует античныемифы и Библию, его привлекают изысканность гравюры на меди и выразительныевозможности светотени в офорте. А мамасмеется: Да ты, оказывается, еще растешь, Федерико. На столе в кувшине кисти, тут же палитра, бумага, чернила и карандаши. Эти письма необычайно много говорят и о художнике и о поэте. просто спиртовая водичка.
Он был, что называется, не от мира сего. Как здесь тихо зимой. В их глазах — тайна и неземной свет.
Художник изобразил наборсоответственных символов (например, обелиск в форме фаллоса, лошадь, слонов, олицетворяющих чувственность, надвигающихся на отвратительных паучьих ножках). Три картины: Христос Сан Хуана де ла Круса (1951), Распятие (1954) и Тайная вечеря (1955) содержат такуюдуховную глубину и выполнены с таким совершенством, что могут, пожалуй, уравновесить как утверждение светлого начала в мире всю массу работ Дали, воссоздающих образы темных сил и зла. Солнце переливается на волнах, даря луч света и надежды. Но бессмысленно упрекатьДали в непоследовательности, т. к. Чуть дальше спрут распустилвеер щупалец с присосками.
Здесь, в мастерской, брат и работает с утра до вечера. Изэтой затеи ничего не вышло, зато дома у нас эти сарданы звучали часто. В гостиной — никого.
И наконец синий рассвет и солнце, окунувшееся в зеленую воду залива. И в стихах — ни исповедей, ни признаний. Лоза достает до стены и лезет вверх на крышу крепкая зеленая листва окаймляет дверь. Исчез мерцающий сумрак. Все с нетерпением ждут.
Дали то провозглашает себя единственным сюрреалистом, то утверждает, что«живопись – это цветная фотография, сделанная кистью». Ее сменяет пожилой сеньор — круглолицый и добродушный. Детские пробы пера, конечно, еще беспомощны, но интересны и анализ сделанного и описания замыслов и выбор ориентиров. Книга оборвана памятным летом двадцать седьмого года, хотя написана двадцать лет спустя и дополнена еще через сорок лет. А потом обязательно сморит сон, да такой сладкий, с удивительнымицветными снами. И находили — у мамы и тети. Мадонна в зеленом платье с широкойзолотой каймой чуть заметно улыбается.
Никакому воображению не под силупридумать этот волшебный морской мир. В офортах его персонажи корчатся, воздевая руки и не музыка, а стоны и вопли задают здесь ритм. Я не просыпалась, а брат, стоилооставить его одного, принимался орать что есть мочи. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате рисуя картины.
Все они сидят в креслах с парусиновой спинкой — такие у нас тогда были. И правда — другая. Их приветствовали все — от мала до велика. Этот дом всегда вспоминается мне таким — словно я и не видел его днем. Осталось только расставить фигурки.
Из-за неевид из окна напоминает старинную гравюру. Самаиспанская Традиция изначально двойственна. Снова в крик, едва голова коснется подушки.
Всё так — действительно, сюрреализм для Аны Марии не столько явление искусства, сколько темная сила искалечившая жизнь брата и ни о Гале, ни о семейных тайнах в книге ни слова. Прилежнейший из учеников, он с ледяной невозмутимостью мог известить профессора истории искусств на экзамене (. ) о его — академика. Он не знал материальных забот и мог свободно развивать свои способности.
Он вечен и вечно нов —вот секрет его совершенства. Исчез мерцающий сумрак. Гений места — родительского дома, Фигераса, Кадакеса иОрлиной скалы — и гений моря живут на страницах ее мемуаров. И пока песня пелась, у нас отумиления и счастья влажнели глаза. Одиночество научило ее решимости и молчанию. Перебирая камушки, можно отыскать глаза, но разбудить — нельзя.
Здесь, в мастерской, брат и работает с утра до вечера. Который проходил, Женщина ради художника решается развод на с предыдущим мужем, очень долго, стоит признать. Мой дневник был совсем другого рода. Миниатюра пришла и я с замиранием сердца нанесла на руку небольшую капельку. И вспоминаю.
Причем в начале предпочитал темные тона, но со временем перешел по преимуществу к светлым. Да, упрямый, упорный — так и будет стоять на своем, пока не вытребует, что ему вздумается. На улицесобирался народ, а площадку, отведенную для танцев, специально поливали — такполагается и даже в галерее был ощутим запах влажной земли, ставший для насароматом танца. Фраза о матери была своего рода вступительным взносом Дали в товарищество сюрреалистов, а рассуждение о сардинке и погибшем друге — данью маске, которая все надежнее скрывала его лицо.
Так может быть это вовсе не одиночество. Были в этой драме и другиедействующие лица: отец Дали, полюбивший Лорку как сына, сестра — Ана Мария (Яне видел девушки красивее ее — никогда, — напишет Федерико родителям), сумасшедшая старуха-рыбачка Лидия изрекавшая афоризмы, которые потомстановились названиями картин Дали и даже — согласно канонам античного театра— хор. Любопытная деталь. Эта дурацкая обувь — единственное, что омрачало лето и нам и взрослым. Все было иначе — с точностью донаоборот.
Были в истории этой дружбы свои высотыи расхождения, были ссоры исповеди, пирушки, блуждания по ночному Толедо, общая работа для театра, шутовские выходки — маленькие спектакли и дажеабсолютно детские игры (о которых рассказала в своих воспоминаниях Ана Мария). Была и перемена декораций: сначала шумное студенческое общежитие в Мадриде, гдерядом с Лоркой и Дали жили те, кому в недалеком будущем суждено было статьцветом испанской культуры, а после — открытый ветрам, небу и морю белый дом наскалистом берегу Кадакеса, где вырос Дали. Дальше им — врозь. Галерея ведет на террасу, но здесь вместо каменных балясин железные прутья и перила.
Позади него — чутьподальше — мой брат за мольбертом. Силуэтцеркви, обрамленный ветвями, четок, как на старинной гравюре. Среди людей имена которых я уже перечислила, хочется особовыделить друзей моего отца. Ему принадлежит один из первых печатных отзывов о творчестве Сальвадора Дали, тогда еще совсем юного художника (в ту пору брату не исполнилось и пятнадцати). Около них играю я с подругами.
Она — о другом. На скалах, как крохотные изваяния, застыли ящерки, греясь на солнце.
Этот дом всегда вспоминается мне таким — словно я и невидел его днем. Стиснутые бутонами, они рождаются мятыми, тускловатыми.
невесты. Его картины впитали особенный свет Кадакеса. Однако суть не в том, что они шли разными путями. Свою задачу в живописи Дали видел в материализации образов, которые порождает Картину Сальвадора Дали Постоянство памяти, получившую всеобщее признание, называют по-разному: «Стойкость памяти», «Твердость памяти», «Мягкие часы», «Память». Шуми гам не смолкали до самого вечера.
Все витрины любовно разукрашены к празднику и просто ломятся от игрушек. Это был небольшой импрессионистский пейзаж, написанный на деревянной доске масляными красками. Стрекочут цикады. Помните.
В глазах его персонажей, ясных и проницательных, бушует буря или таится печаль. В тростниках заливается лягушачий хор.
Естественноподдаться искушению подвижнического, беззаветного служения, чреватого утратойсебя и хуже того — итоговым отождествлением себя с предметом служения (нестьчисла мемуарам, где автор простодушно путает себя с тем, о ком взялся писать). Но даже не это грустно. Он постиг многие науки и за все, что делал, принимался с воодушевлением и наслаждением. Но как резко — вдруг — меняется мир Гойи. И я никогда не отказываю себе в этомудовольствии.
Ведущие мастера не моглиудовлетвориться такими примитивными методами. Именно таков был метод творчества Дали и в жизни и в искусстве. Прошу вас, не смейтесь над моими словами. Один взгляд на гойевский гобелен просветлит ваше сердце и наполнит его покоем. Мы же заранее припасали мох и песок — и на глазахвозникал настоящий пейзаж.
И в то же время мягкий, нежный. Вот две крестьянки в каталонскихнародных костюмах — как хороши их яркие юбки с заглаженными складками, зеленаяи голубая. Они были великолепны — такиеже яркие, как уже подзабытые переводные картинки. Но в этой печальной и светлой книге привкуса горечи нет. Потом брали палку (в этот день она становилась волшебной палочкой) иколотили по пню изо всех сил, требуя подарки.
И маме приходилось сновабрать его на руки — иначе он не засыпал. Стиснутые бутонами, онирождаются мятыми, тускловатыми. По меньшей мере лет десять во всяком интервью он поминал всуе сестрины мемуары, меняя регистры — от негодования и угроз до демонстративной жалости, но Ана Мария не вступила в полемику. Похвала Косты ободрила и воодушевила Сальвадора. Конечно же, не зря он дал этиммемуарам подзаголовок Воспоминания о том, чего не было. Сама испанская Традиция изначально двойственна. Во мне ничтоне умирает, даже если я не подаю признаков жизни Кадакес стоит у меня перед глазами.
Брат согласился с отцовским планом. Этоих подстерегают чайки, замершие на волне. Публично заявив, что не намерен сдавать экзамены «тем, кто знаетнеизмеримо меньше, почти ничего не смыслит и вовсе ничего не умеет», естественнобыл исключен.
Если нагнуться, в заводи, в этой капле воды, увидишь свою жизнь, с трагедиями и радостями. Дом украшали цветами, целыми семьями приходили друзья — Мата, Льонки, Пичоты, Куси. Лусия — само спокойствие и доброта.
Вот-вот заквакает нестройный лягушачий хор. Я еще упомяну об этом, когда речь пойдет об участии в культурной жизни города моего брата (о чем, кстати, нынешнее молодое поколение и не подозревает). За самой лодкой еле виднеются дома, выполненные в серых тонах. Проработав весь день, можно и отдохнуть. Как они величественны.
Чуть дальше — клеверная лужайка. Звали егоСальвадор Дали. И вот в углу столовой появлялся белен —картинка Рождества, целый мир в миниатюре. На последней странице еевоспоминаний тот мир рушится невосстановимо и вдруг — без эпилога. В праздники брат вообще непременно устраивал сцены — кричал, плакал, закатывал истерики.
Я хорошо ее помню — маленькая, худенькая и удивительно милая. Я не просыпалась, а брат, стоило оставить его одного, принимался орать что есть мочи. В их глазах — тайна и неземной свет. Как сияют их мантии, усыпанные драгоценными камнями.
О детстве и юности, родителях, бабушке, няне, соседях-музыкантах, общение с которыми помогло молодым Дали понять, что такое искусство. Около них играю я с подругами. И еще такая, неприметная постороннему взгляду подробность. Повсюду бегают куры и кролики.
За ним — королевская свита. Горизонт -- это камертон композиции, -- утверждает художник. Эти мгновенья, запечатленные душой, я вновь и вновь узнавала на полотнахбрата. В четыре года он с удивительным для столь маленького ребенка старанием пытался рисовать.
Есть в этой комнате странное возвышение наподобие барочного алтаря — я водрузил на него кувшин с ветками розмарина и чертополоха. В результате, появился шедевр, символизирующий скоротечность и относительность времени. В 1955 г. Дали возвращается в Испанию. Огромные, отливающие всеми цветами радуги, они разлетаются —только успевай глядеть по сторонам, как парят они в воздухе, отражая скалы, небо и море, парят и лопаются, забрызгивая нас мыльной пеной. Они знали весь репертуар Каталонского Орфея (живя вБарселоне, они не пропускали ни одного концерта).
Ежегодно мы проводили Рождество, Новый год и Праздник ТрехКоролей в Барселоне, в доме у дяди — Жозепа М. Серраклара (в ту пору он былалькальдом Барселоны). Дали не вел счета деньгам и, пока они водились, неизменно всюду платил за всех.
Уже лет 10 пытаюсь с ним подружиться и не выходит цветок каменный, увы. Позади него — чуть подальше — мой брат за мольбертом. Он окутал пейзаж, как снег иногда засыпающий город. — группа поэтов, связанных дружескими и творческими узами (иначе называемая поколением Лорки-Гильена), для которой Гонгора стал несомненным авторитетом в их художественных исканиях. Как жадно мы вглядывались в морскую темень и синь, бессознательно ища волшебства и вдохновения. Какой же долгой и горькой будет она для сестры одного и подруги.
(Мамину маму, о которой я уже упоминала, звали Ана, она жила вместе с нами. ) Что же до дедушек, то их мы не знали — оба умерли, когда мы были слишком малы. Что жедо остального, то прочее переменилось к лучшему. И кажется, весь город радостно вторит ритму военного марша. Оркестр идет впереди. Его творения божественны, в них властвует дух.
У Пичотов было семеро детей: Рамонет, художник, другПикассо, Касаса, Русиньоля, да и всей этой знаменитой компании из Четырехкотов Рикардо — виолончелист, любимый ученик Пау Казальса Льюис —скрипач-виртуоз, Антони — о нем я ровным счетом ничего не знаю, так как ещесовсем молодым он уехал в Америку Мерседес — она была замужем за поэтомЭдуардо Маркиной Мария, жена Жоакима Гай — под этой фамилией она ипрославилась как оперная певица во всех европейских столицах. Чуть дальше — клеверная лужайка. На снимках — Лорка, Дали, гитарист Рехино Сайнс де ла Маса, сумасшедшаястаруха Лидия, беседы с которой восхищали поэта, соседские дети и сама АнаМария (благо уже был изобретен автоспуск). Были в этой драме и другие действующие лица: отец Дали, полюбивший Лорку как сына, сестра — Ана Мария (Я не видел девушки красивее ее — никогда, — напишет Федерико родителям), сумасшедшая старуха-рыбачка Лидия изрекавшая афоризмы, которые потом становились названиями картин Дали и даже — согласно канонам античного театра — хор. Любопытная деталь. В сумерки всегда грезишь о несбыточном. Отец читает газету, мама с тетей шьют. На высоких колесах она кажется огромной. Здесь и воздух и свет и конструкция и сон и явь инадежда и сомнение.
Могучая, таинственная сила зовет пчел к цветам иони разлетаются из улья. Как нежен, как ласков этот легкий ветерок, вечный спутник заката. Только один из его учителей— Пабло Пикассо мог сравниться с ним в известности. Всю зиму нам грезились эти вечера и все равно, приезжая в Кадакес, мы всякий раз находили в них новое очарование.
— слышишь, кажется, голос Вивьен Ли — леди Гамильтон: Потом. Блестящие медные нити струятся по серому камню. Блестящие медные нити струятся посерому камню. Об этом свидетельствуют многочисленные и по сути своей блестящие публикации тех лет.
У меня давно нет брата. Ретро здесь не наблюдаю. Ниже приведены несколько наиболее известных картин с названиями и краткими описаниями. В нем воплощено философско-религиозное и эстетическоекредо Дали.
История их дружбы драматична. На пороге бабушка в черномплатье раздвигает шнуры со стеклянными шариками. У них все еще впереди — стихи, живопись, театр, горечь разминовения, слава, война. Подокном столовой — скамейка (я ее так и оставила на старом месте).
Светлый треугольник, в который вписано распятие, пронзает сонную успокоенную мглу. Поступив в Мадриде в Школу Изящных Искусств, Дали надеялся найтидостойных учителей, которые бы смогли научить святому ремеслу, но быстроразочаровался. Как-то он даже решил соорудить как можно больше такназываемых «сюрреалистических предметов», абсолютно не пригодных к реальномуиспользованию, но являющихся воплощением чувств, навязчивых идей, маний. (Дон Сальвадор не оставил этого занятия, даже выгнав сынаиз дому. ) Воспоминания Аны Марии появились в 1949 году — через семьлет после публикации в США Тайной жизни Сальвадора Дали, написанной им самим. В 1944-м Ана Мария прочла аргентинское издание книги брата и взялась за перо, чтобы рассказать о том, что было, раз уж в Тайной жизни главенствует то, чегоне было.
И правда — другая. И о том, что жить ему оставалось меньше года. Упомяну имена тех, кому Фигерас обязан своим культурнымрасцветом. В это время семья живет в Америке. Я хорошо ее помню — маленькая, худенькая и удивительно милая.
В одном из окон — медвежонок, моя любимая игрушка. Кондитерская была закрыта и Сальвадор недовольно заворчал. Талант к живописи проявился у Дали достаточно в юном возрасте. Может, потомуГосподь и послал нам тетушку — чтоб ласки хватило на двоих.
Дальше им — врозь. Когда уходит свет, становятся слышнее рокотволн и шорохи песка, а небо словно съеживается. В 1897 году в Четырех котах состоялась коллективная выставка С. Русиньоля, Р. Касаса, Мигеля Утрильо, Рамона Пичота и Жоакина Мира в 1900 г. здесь же выставил свои рисунки Пикассо.
Все это было своеобразным вызовом и не только его личнымделом, это было целью сюрреализма. Она жила у нас в доме еще с тех пор, когда мама только-только отняла Сальвадора от груди. Выберите характеристику, точно подходящую данному аромату. Оттуда из рощи, Кадакес выглядит абсолютно иначе. Недрогнувшей рукой зачеркнута целая жизнь. Уже вечер.
Отказа от своей судьбы жизнь не прощает (не зря средневековыйчеловек так заботился о том, чтобы достойно принять судьбу, сколь бы ни былаона тягостна).