Вергилий Эллиотт

Которые открыла для культуры элиотовская мысль, Критике и филологии на сегодняшний день так и удалось не полностью освоить и включить в свой инструментарий все те возможности. Этот тематический мотив имеет у Бродского свое развитие. Он защищал суверенность поэзии и в этом почему-то увидели эстетское высокомерие, хотя поэзию надо было защищать и от ревнителей ее прагматически понятой «полезности» и от морализаторов, для которых она не более как подсобный материал и от классификаторов, лишенных художественного слуха. 9, душа Горация, 143, по мнению Бродского, последний раз пребывала в Одене, хотя он гораздо более великий поэт с. 224 – с. 142, Согласно фантазии Пифагора о перевоплощении каждые душ тысячу лет ср.

Что, Мне абсолютно ясно Вергилий представляется, хотел подчеркнуть достоинство сельского труда и необходимость добросовестной обработки почвы, каковы бы ни были его сознательные мотивы, от которой напрямую зависит как духовное, так и материальное благосостояние государства. Что умение создавать новые единства является условием важнейшим подлинного творчества, Элиот приходит к выводу. И действительно, потенциал его идей оказался для XX века неисчерпаемым. За славой Вергилия стояла та самая объективная непреложность, заключенная в самой природе вещей, в составе бытия, которую поэт воспел как «рок», «fata».

Однако главный свой яд Элиот припас для Вот последнего, стоят друг перед другом примитивный турист Бербэнк и вечно кочующий космополит Блиштейн, превращении ее в вульгарное, кого и обвиняет в уничтожении в прошлом прекрасной Венеции, гниющее и подвергающееся порче место. Что не Турну, Ничего не поделаешь с тем, а только Вергилию суждено было остаться в веках поэтом римской судьбы, а Энею суждено стать женихом Лавинии и положить почин будущему так не старым и Невию Эннию и не кому другому. Здесь есть нечто от повелительного «быть по сему». Что всю жизнь им владела мечта уйти от поэзии – от усладительного искусства слова к чему-то более строгому и недвусмысленному к философскому познанию и философской аскезе, Но мы знаем доподлинно другое.

Хотя бы самое общее, Знание, кто считает себя современным литературоведом или критиком, его абсолютно теории необходимо каждому. Это какая-то особая порода людей и они всегда признавали Вергилия за своего. Мне кажется, что наиболее многообещающий способ разобраться в этом связан с методологией Геккера и заключается он в том, чтобы прояснить значение некоторых ключевых слов. Чтобы над ней задумался и специалист по Вергилию, – но положительно заслуживающая ибо по-своему жесткость компенсирующая некоторых научных схем. То, 2 Теперь подобный взгляд на искусство если не общепризнан, никому кажется не экстравагантным, во всяком случае.

И более всего его благочестие обнаруживается, Эней благочестив отношению по к богам, когда боги насылают на него несчастья. Вот что значит говорить как имеющий власть. Об утопии справедливой вселенской монархии, Если в свое время они говорили Данте о наследии Рима, Джамбатиста Виде и Скалигеру – о непогрешимом каноне эстетической гармонии, Петрарке – о благородном славолюбии и нежной чувствительности, Тассо и Расину – о патетической борьбе долга и страсти, если они на время сделались немы для романтиков и позитивистов прошлого века, нам они говорят о человеке, преодолевающем в себя искусе истории, отрекающемся от своеволия, о конце и новом начале. За что ему такая честь. Что всю жизнь им мечта владела уйти от поэзии – от усладительного искусства слова к чему-то более строгому и недвусмысленному – к философскому познанию и философской аскезе, Но мы доподлинно знаем другое. Ценностям высокой классики очень идет быть школьными ценностями. Вспомните: Римская империя в конце концов трансформировалась в Священную Римскую империю.

Творческая полнота которого и эстетическое совершенство выражения обеспечены жертвенностью породившей их культуры и языка, в Вергилии как раз воплотился и дух. Вот что значит говорить как имеющий власть. Что прошлое и будущее так богаты тайной, 40 Именно потому ибо все решается в нем, всего насыщеннее настоящее. Поэт может полагать, что он выражает только свой личный опыт, его стихи могут быть для него лишь способом рассказать о себе, не выставляясь на всеобщее обозрение, тем не менее в глазах читателей все им написанное будет выглядеть выражением как их собственных скрытых чувств, так и восторгов и отчаяния целых поколений.

Чем следование образцу, Мятеж против еще образца больше, что уйти от образца решительно некуда, обнаруживает. Где Элиот в полемике с представителями различных критических, Эта тема разрослась в целое эссе Современное сознание, протестуя против смешивания поэзии с откровениями, мистическими философских и теологических школ скрупулезно уточняет предмет критики, средствами спасения человечества. Признавая за субъектом право принимать самостоятельное решение и не подчиняться власти, Он утверждает возможности неограниченные человека и художника, лежащей вне его самого. Оно подразумевает отношение к индивиду, а также к имперской судьбе Рима, к региону – к семье, слово Однако pietas имеет у Вергилия гораздо больше смысловых ассоциаций. 32 33 но настоящий Эней, Эней Вергилия, не забыл ничего. Их теории объединяло понимание человека как ограниченного и неабсолютного существа. Данте твердо держался идиосинкратического католицизма, а его система ценностей существенно отличалась от той, что диктовал официальный Ватикан, запретивший многие работы флорентийца Данте был достаточно убежден в своих религиозных представлениях, чтобы нарисовать пейзаж не нанесенного на карты Чистилища и рассказать, как выглядит Святая Троица он был настолько уверен в ошибочности религий-конкурентов, что поместил их вождей в ад он не сомневался, что для управления человечеством необходимы два владыки Папа и вселенский император.

• Томас Элиот – Назначение поэзии
• 171Влияние творчества Вергилия на развитие древнеримской литературы187
• Мистер Робот 1 сезон – сериал смотреть онлайн
• Школьный ассистент – готовые сочинения по русскому языку и литературе
• Влияние творчества Вергилия на развитие древнеримской литературы
• – открытая библиотека учебной информации
• Элиота Работа Назначение поэзии и назначение критики

Это помогло на несколько веков удержать Европу от широкого признания флорентийского поэта. Которое всегда свободно от предустановленных канонов, Оно породило в и самой поэзии настойчивые попытки конструирования искусства взамен истинного-творчества. По мысли Элиота, Либерально поэт мыслящий или критик, выступает в защиту человеческой личности. Но Август родич Энея и цепь веков ряд Это прием, отлично известный русскому читателю по начальным строкам «Медного всадника»: «На берегу пустынных волн. » эффект зачина основан именно на том, что и автор и читатель знают невский ландшафт отнюдь не «пустынным». А в конце жизненного пути он строил планы, дописав «Энеиду», покончить с поэзией и «остаток жизни целиком посвятить философии» (любопытно, что мечты об отказе от поэзии и уходе в философию порой посещали и Горация это было в воздухе эпохи, хотя бы только на вершинах). Открывающемся перед юной доблестью Аскания, Чеканная латинская формула о к пути звездам, логически должна подпасть тому же приговору. Продолжающая либеральную традицию ХIХ века, Первая из них, что к августовские мотивы поэзии Вергилия, сводится к рассматриваемые тому, как простая функция раннеимперской пропаганды, суть позорное пятно на облике поэта и если мы не решаемся без дальних слов его осудить и дисквалифицировать, мы, по крайней мере, должны находить ему смягчающие обстоятельства и, так сказать, за него извиняться.

Образ Августа, например, показан читателю «Энеиды» в глубине колоссальной временной перспективы, как бы в отдаленно маячащем просвете на выходе из очень длинной галереи или из глубокого колодца и перспектива эта сама по себе эстетически значимее, как-то даже реальнее, чем образ, через который она выявлена и доведена до восприятия. Что совершенство этого языка непревзойденным является по части передачи широчайшего диапазона и тончайших нюансов мысли и чувства, я и сейчас думаю. Конечно, приведенные нами строки Пеги рискуют быть оценены современным вкусом определенного типа как невыносимая моралистическая риторика но ведь эту опасность они до конца разделяют с поэзией Вергилия, по крайней мере с теми ее аспектами, которые были для самого Вергилия самыми важными (есть способ читать «Энеиду», для которого существует страсть Дидоны, но не существует призвания Энея). Но причины более тонкие назвать труднее. Развал и коррупция у Элиота выступают неизменно в облике еврея, Ветхость, символизирующего закат западной цивилизации.

1. Другие сочинения по этому произведению
2. Дополнительные сочинения по данной теме
3. Категории опубликованных сочинений
4. Словари и энциклопедии на Академике
5. Универсальный русско-английский словарь
6. Отзывы о книге Вергилий и христианский мир
7. Другие товары из данной категории

Искусство не может быть принесено в жертву, Для Элиота как поэта, пока о творчестве не приходится всерьез говорить, оправдания актуальностью и значительностью – бессмысленны как теоретика вопрос этот решался однозначно. В XX веке русский поэт Осип Мандельштам взял с собой томик Данте, отправляясь в политическое заключение сходным способом воспринимала поэта и Анна Ахматова, однако к этому трогательному признанию автора «Божественной Комедии» сокамерником по адской тюрьме необходимо добавить, что в случае Данте эту тюрьму поэт создал для себя сам. Неисчерпаемости, Но если классик полный невозможен ни в одном из живых языков – в силу их незавершенности, образцовость, – то как определить самое классичность. Разумеется, Римская империя, которую Вергилий воображал себе и которой посвятил свою судьбу Эней, сильно отличалась от реальной Римской империи легионеров, проконсулов и губернаторов, купцов и спекулянтов, демагогов и центурионов. Собственно, этот творческий акт – вновь и вновь победа «мудреца» над внушаемым артистом, но такая победа, после которой противники будут встречаться снова и так без конца. Позднейшее возникновение рифмы как оценивается реализация внутренних возможностей классики. Они обращаются к нам и мы их слышим.

Что буквальное прочтение этой Эклоги как пророчества сыграло решающую роль для раннего признания Вергилия в подходящего качестве чтения для христиан и тем самым обусловило его влияние на христианский мир, я хотел лишь показать. Которая, Это приводит к стесненности, не должна оставлять читателю иного выхода, на мой взгляд, кроме в входа этот текст – а его я предпочитаю делать затруднительным. Восприятие наследия Вергилия в последние два столетия в определенной мере стоит в тени вопроса о Вергилии как «певце Августа», «певце империи». Открывающемся перед юной доблестью Аскания, Чеканная латинская формула о пути к звездам, логически подпасть должна тому же приговору. Когда они бессильно и тем более яростно восставали против непреложности, этой Можно понять хулителей Вергилия.

94 и др. ) подвиг жизни, 1, чтобы передать святыню, на последовательное отречение от счастья только для того, святыню, молодой верности своего сына и его потомков, крайне звено важное между Анхизом и Асканием, между Дарданидами и Ромулом. Обещание будущего осязаемо дано уже в настоящем – когда Эней вскидывает на плечо щит с непонятными для него изображениями персонажей римской истории Катона – и Катилины, Тема близости дальнего и удаленности близкого очень явственно дана в той же книге, но для человеческих глаз оно загадочно, Августа и Антония. Как это сделано лекции в 1956 года, Далеко не сразу назначение критики Элиот сформулировал так. В речи Аполлона, подбадривающего мальчика, звучат слова, выразившие на века вперед патетику юношеских мечтаний и благородно-честолюбивых замыслов: 25 «Sic itur ad astra» («Так восходят к звездам»). Когда Вергилий говорит: pius Aeneas (благочестивый Эней), мы при этом вспоминаем о заботе Энея о своем отце, о его верности памяти отца после смерти последнего, о трогательной встрече Энея с тенью отца при нисхождении в подземный мир. Отчетливая данность отношения к авторитету, Для чего хороша непреложность, это, так заставляющему себя слушаться одним своим присутствием, конечно, для школы.

1. Документальная литература : Критика : Вергилий и христианский мир : Томас Элиот
2. Костюм женщин-воительниц у ранних кочевников
3. Становление и динамика облика населения Сибири и Казахстана
4. Смотреть что такое самая интересная книга в других словарях

Иначе оно не задевало бы их за живое – что хулители – это пророки какие-то наизнанку, Иногда кажется, насколько же долговечно и полно сил то, по-своему провидящие, что ими хулимо. Что народ в театре, Но то, встал навстречу Вергилию, по свидетельству Тацита, воздавая ему такую же честь, как о Августу, чем-то говорит. А в конце жизненного пути он строил планы, дописав «Энеиду», покончить с поэзией и «остаток жизни целиком посвятить философии» (любопытно, что мечты об отказе от поэзии и уходе в философию порой посещали и Горация это было в воздухе эпохи, хотя бы только на вершинах). Таких юношей, каковы его Нис и Эвриал или Паллант, не было ни у одного поэта до него. Вот таким образом он четко отделял ответственность, Для Элиота понятия обязанности и ответственности никогда не было отвлеченным, от поэзии, которая может быть только перед богом и на совестью, которую у свободного человека есть право. Чтобы над ней задумался специалист и по Вергилию, но положительно заслуживающая ибо по-своему компенсирующая жесткость некоторых научных схем. Два человека, жившие в очень непохожие времена, – римлянин I века до н. э., язычник, современник Августа и француз XX века, парадоксально совместивший республиканские, дрейфусарские, социалистические убеждения, побуждавшие его волноваться всеми страстями века, с католической верой, – в этом пункте действительно одних мыслей.

Представленная в произведении, Реальность, условной, оказывается неиндивидуальной, так же и как поэтическое выражение. Массовых, Сугубо человеческую сферу личности они считали вместилищем обыденных, разрушающих подлинную стереотипных индивидуальность, эмоций. Анатоль Франс в Острове пингвинов изобразил Вергилия стойким приверженцем античного мира. Она оказывается лишь инструментом осуществления его судьбы, уготованной – сыну она гордится судьбой, Конечно же, но совсем не ведет себя как ослепленная любовью мать. Ведь личностное в его системе подразумевает не только обыденные эмоции, Эта мысль оказывается очень важной для Элиота, что исключает возможность создания подлинного произведения искусства, еще но и заинтересованность художника в своей деятельности. Которую молодые обычно угадывают, Отметим всего прежде ту открытость навстречу стихии молодости.

Согласно его взглядам, Поэт с большой буквы, с регалиями и авторитетом означает невиданный упадок поэзии. Либерализм в искусстве, полагает Элиот, неизбежно влечет за собой субъективизм, видимость творческой свободы и фактически обыденное, а не творческое видение мира. Французских символистов, Элиот как бы наново переложил на язык столетия английскую драму 17 века, обогатив невероятно этот язык, Данте.

К тому же советская филология не удостоила его чести быть причастным к поэтам-реалистам. Соответственно заслугой Вергилия-поэта признается по существу превращение божественного откровения (точнее: его предчувствия у язычника) в особую поэтическую тему, предвосхищение христианского мира. Но он смиренный человек, Энеем движет глубочайшая убежденность в своем предназначении, что судьбы своей не следует ни желать, знающий, пытаться ни избежать. Шиллеровский культ священного огня дружбы и рвущейся к славному деянию молодой и целомудренной свежей воли, воспитавший столько душ в прошлом веке (в их числе хотя бы юных Герцена и Огарева), очень многим обязан Вергилию. Однако вряд ли мы сможем подобрать все дефиниции, Ближайший его перевод судьба, которые бы целиком широчайшее покрывали поле его значений.

Но, когда мы видим классичность Вергилия не как самоуверенную, заранее гарантированную победу (какой она виделась старому классицизму и еще более, может быть, неоклассицизму), а как смертельный риск на краю пропасти, это не закрывает, а открывает дорогу к адекватному пониманию по крайней мере, к тому пониманию, на которое способны мы, ныне живущие. Если бы эклога значила не больше этого, она устарела бы через год. Пиши я Божественную комедию, я поместил бы данного автора именно в Рай. Образы эти стоят очень близко к самому центру поэтического мира Вергилия и от них ведет прямая дорога к героическим и впечатлительным юношам европейской поэзии, вплоть до «Песни о любви и смерти корнета Кристофа Рильке».

• Поделиться ссылкой на выделенное
• Вергилианский миф в Средневековье

Что он так и остался юношей, Именно за то, чистым обещанием он словно символизирует юность вообще, невоплощенной надеждой на будущее, юность как таковую, представительствует за всех юношей Вергилия, так часто обрекаемых в искупительную жертву богам истории и надгробная похвала ему – нечто вроде Неизвестному памятника Юноше. Какой власти он служит. Лирика, Эпос, но не ее неповторимую душевную атмосферу, даже трагедия Греции классической знали пластический облик юности, ее красоту, но не ее поэзию. Усложненность и зашифрованность – не нарочиты, Как у великих адекватны предшественников, нарастающему хаосу мира, а естественны. Если бы эклога значила не больше этого, она устарела бы через год.

Особенно девичье, а было В. тело, было – камнем, могло быть – нет, рекой, птицей, деревом, звуком, точно звездой, так же, по Бродскому, рифма. Дававшего при начале умственного некую пути исходную норму, Педагогическая роль Вергилия как ментора, в истории настолько велика, как дисциплинирующего воспитателя совсем молодых душ, что преувеличить ее едва ли возможно. Которые сами являются инструментами судьбы, Не богов, власти иногда впадающими в своеволие. Пеги был бы счалив оказаться смешным в обществе своего Вергилия таким же старомодным, бестактным, таким же высокопарным, попадающим не в тон, как Вергилий – как Вергилий, Ясно видно. (В скобках заметим, что нравственная и эмоциональная связь между разными поколениями отеческие чувства старших к младшим и сыновние чувства младших к старшим занимает в «Энеиде», в отличие от греческого эпоса, больше места, чем дружба внутри одного поколения.

Однако зачастую, указывает Элиот, переживание реальности бывает более сложным. Название его знаменитых поэм Бесплодная земля (1922) и Полые люди (1925) стали нарицательными при любом описании портрета столетия. Эрато – которые связаны с особенными функциями Муз, Дальнейший анализ Бродским существа творчества трех величайших римских поэтов вполне различиям соответствует в поэзии, окончательно различенными только в римское время. У Вергилия (в отличие, например, от Катулла) совершенно нет ничего душевно незрелого, того, что называет- 23 ся инфантильным и что как раз дисквалифицировало бы его для функции воспитателя ниже о нем пойдет речь как об одном из самых «взрослых» поэтов, поэте жизненной зрелости, жизненного опыта, непрерывно отвечающем на вопрос как принять горькие уроки этого опыта и все же сохранить надежду но он любил, так, как умеют любить только очень зрелые люди, чистоту юноши, мечтающего о героической дружбе и героической смерти. Что же касается духа Георгик, то ему, на мой взгляд, прецедента не существует, а выраженное в них отношение к земле и к труду земледельца должно быть особо внятно нам сейчас, когда общественное внимание привлечено к проблемам городских аггломераций, бегству из сельской местности, грабительскому и расточительному отношению к земельным и природным ресурсам.

(1944, опубликовано в печати в 1957 г. ). Труд Энния был бы сохранен но это от него зависело, не в случае если бы это от него зависело. Ясно, что ни одна из крайних точек зрения ни либеральная, ни антилиберальная не соответствует существу Вергилиевой поэзии. Первая из них, продолжающая либеральную традицию XIX века, сводится к тому, что «августовские» мотивы поэзии Вергилия, рассматриваемые как простая функция раннеимперской пропаганды, суть позорное пятно на облике поэта и если мы не решаемся без дальних слов его осудить и дисквалифицировать, мы, во всяком случае, должны находить ему смягчающие обстоятельства и, так сказать, за него извиняться.

Чтобы отвести поэзии определенное место, Элиот очень много бился то, за что относится именно к поэзии, выделить то, а не к философии, религии, политике и т. д. Здесь задана сквозная линия поэмы. Может быть, это есть указание на главный признак отождествления четырех римских поэтов (включая Проперция), представление о них как о едином теле. В речи Аполлона, подбадривающего мальчика, звучат слова, выразившие на века вперед патетику юношеских мечтаний и благородно-честолюбивых замыслов: «Sic itur ad astra» («Так восходят к звездам») У Каллимаха в его гимне сообщалось, куда направила свои первые три выстрела богиня охоты, но эта курьезная демонстрация мифологического всезнайства шутка, которая ничего не значит напротив, первый выстрел юного стрелка у Вергилия полон значения.

В конце XVIII ст. Что в ту эпоху, Однако надо помнить и в эстетике, отмеченную пестротой устремлений и литературе, в подобное ощущение традиции, создаваемой всей историей европейской культуры, сам подход к текущему как продолжению очень давних исканий и споров становилось позицией имевшей свои несомненно сильные стороны. То и если на нас веет не холодом, вместе с Вергилием мы бродим в атмосфере неких эмоциональных сумерек, по крайней мере. Недомолвок, Бесконечные напластования намеков, открытые и замаскированные цитаты, реминисценций, сложнейшая система отсылок, тщательная имитация разных поэтических техник, виртуозные ассоциации, полифилософские метафоры, парафразы, речитативы, аллитерации, ассонансы, расширенные виды рифм, смешение арго и сакральных текстов, увеличенная до крайних пределов суггестивность слова – вот какого из сора сделаны его стихи.

– Бродский весьма красноречиво оценивает Вергилия в отношении к его историческому – будущему христианскому миру и социальному утопизму. Этого мы не знаем и никогда не узнаем. В совсем ранней эпиграмме («Каталептон», V) он отрекается от риторических занятий, «кимвала праздномысленной юности», объявляя, что плывет в «блаженную гавань» философии, где «освободит жизнь от всякой маеты» и затем со вздохом обращается к богиням поэзии: «Ступайте прочь и вы, сладостные Камены. Другого Данте никогда не будет. Были столь же безответственны, боги Причем оказались таким же игралищем страстей, как герои, лишены социального инстинкта и чувства честной игры.

Предмет, Направленность его собственного творчества на объект, как ему кажется, вразрез идет, с основными тенденциями американской поэзии. (В скобках заметим, что нравственная и эмоциональная связь между разными поколениями – отеческие чувства старших к младшим и сыновние чувства младших к старшим – занимает в «Энеиде», в отличие от греческого эпоса, больше места, чем дружба внутри одного поколения. Можно и часто крайне важно во имя долга отказаться от счастья: так поступает Эней в IV книге, по приказанию богов покидая любимую женщину и приятные стены Карфагена и так поступает «Юноша Честь», с его «вергилианским сердцем», в катренах Пеги. М. Л. Гаспарова).

Благочестие едино. Переводят произведения Вергилия выдающиеся художники границы XIX-XX ст. Очень легко было изобразить Элиота принципиальным противником лирического исповедания в любых его формах и приверженцем холодной объективности, Канонизируя такие высказывания, вообще подменить поэзию деятельностью, которая стремится изгнать из искусства опознаваемо выраженную причастность заботам к и тревогам времени, скорее приличествующей филологам или реставраторам. Положение отягощалось тем, что в силу глубокой серьезности его нравственного темперамента, то есть той его черты, которую мы выше описывали как нерастраченное отрочество души, для него был абсолютно закрыт выход, к которому все время прибегал его друг Гораций: превратить двузначность образа поэта как «пророка» («vates»), «жреца» («Musarum sacerdos»), фигуры сакральной и словесного искусника, фигуры вполне мирской, – в игровую тему для поэзии, разрешая противоречие в тонкой и жовиальной шутке. (Поль Валере перевел Буколики на французский язык).

Естественно, Впрочем, написанная об авторе, что книга, который так много и подробно говорил том, о каковы должны быть добродетели литературного исследователя, сама отличается этими добродетелями. Какая сентиментальность, какая высокопарность. Это прием, отлично известный русскому читателю по начальным строкам «Медного всадника»: «На берегу пустынных волн. » – эффект зачина основан именно на том, что и автор и читатель знают невский ландшафт отнюдь не «пустынным».

Подчиняет ли она себе стихотворение или, Весь вопрос в том, остается лишь необходимым предисловием, напротив, стихотворение что-бы возникло4. Которую выдвигает Элиот, в идее новых единств, точного реальности, воссоздания исследователь должен видеть попытку обрести универсальный способ точного выражения эмоции. Таков уж объективный характер Вергилиевой поэзии, Что касается перетолкований, но несет в себе их необходимость, что не она просто для них открыта, эстетически их предвосхищает.

Месть Энея Турну за Палланта в «Энеиде» композиционно соответствует мести Ахилла Гектору за Патрокла в «Иллиаде» но Ахилл мстит за друга, Эней за мальчика, доверенного его заботе, к которому он успел по-отечески привязаться. ) Если же юноша не гибнет, но остается жить, неся в себе будущее, его юность, во всяком случае, не менее значительна. В другом месте своей статьи Аверинцев, подобно Элиоту, отмечает в Вергилии овладение предельными возможностями звучного латинского слова, достижение абсолютного равновесия нежности и силы, подлинного классического мастерства с. 34. Таких юношей, каковы его Нис и Эвриал или Паллант, не было ни у одного поэта до него.

И потому она видит сны и потому она остается верна себе, когда умирает с. 244. Можно сказать, Голос поэта сам летит в будущее и, акустически рассчитан отзвук на в сердцах тех кто придет позднее. Когда оно обязательно, жизненно оно не тогда, которыми на него озираются исходящие от него века», а когда оно восприимчиво ко всем уподоблениям. Вместо дискуссии посыпались обвинения в приверженности чистой поэзии. Ученые Нового времени исходили из того, что истинный смысл эклоги – это преходящий, смысл злободневно-актуальный и потратили немало усилий в безрезультатных попытках выяснить, в каком именно из важных семейств Рима – у самого Августа, у Поллиона или у кого иного – должен был родиться чудесный отпрыск – принявшего христианство под действием слов Вергилия, Данте заставляет человека, в отличие от наивных людей средневековья, обращаться к поэту в загробном мире. Исторически невозможном диалоге найдена, в этом вымышленном, какая-то мера, однако, впрямь которой можно мерить отношение Вергилия к империи Августа. (На этой же линии в XX веке стоит рецепция магической, «орфической» атмосферы Вергилия в цикле Джузеппе Ун-гаретти «Обетованная земля». ) Наконец, Шарлю Пеги, замечательному, ни на кого не похожему поэту, к сожалению слишком мало у нас известному и горячему вергилианцу, радовавшемуся, что «Вергилий присутствует и в Расине и в Гюго, не как усвоенный умственным усилием чужак, но как брат и как отец», Эти строки, возникшие, как известно, меньше чем за год до того, как сам Пеги принял именно такую смерть в битве на Марне, очень буквально исполнив собственные слова, написаны, конечно, не для того, чтобы быть комментарием к «Энеиде», однако очень хорошо ее поясняют: Эней, хранитель троянских пенатов, то есть богов очага, символы которых он несет с собой из Трои в Италию из прошлого в будущее, готовый на подвиг смерти и более тяжелый для него (см.

31 Напротив, в речи того же Бюхнера, произнесенной сразу после разгрома Германии, Вергилий оказывается изобличителем гитлеризма: нацисты, своевольцы, взбунтовавшиеся против объективной логики истории, против разумного смысла «судеб», уподоблены Турну (что довольно обидно для этого персонажа «Энеиды», благородного при всей ложности его выбора, но это в скобках). Будучи внешне неоднородными, объекты все связаны между собой в сознании поэта, который интуитивно, сводя их в одно переживание, открывает их общую природу (Совершенное в системе Бредли). Что делают присутствие любой свободомыслящих группы евреев нежелательной, религия и раса сплетаются так. Римские мальчики времен Квинтилиана с восковыми табличками в руках питомцы монастырских школ средневековья ученики гуманистов и воспитанники иезуитов гимназисты и лицеисты совсем уже недавних времен, вплоть до вчерашнего и отчасти сегодняшнего дня, всех их из поколения в поколение из века в век, учили читать сладкозвучные стихи о Титире, распевающем пастушескую песнь под покровом раскидистого бука, о трудах земледельца, о призвании Энея и страсти Дидоны. Иваном Петровичем Котляревским известным украинским поэтом, создана травестия Энеида (травестия – шутливая поэзия, которая является комической переработкой, перелицовкой произведений с серьезным, даже героическим содержанием).

При этом лицо ее остается неподвижным, Она избегает его взгляда отворачивается и словно высеченным из кремня или Марпесского мрамора. Пытались делать и активные политические выводы из «мудрости Вергилия», разумеется всякий раз зависящие от позиции того или иного интерпретатора. Однако слово знакомство звучит в отношении Элиота курьезно. Если талантливый и умный поэт Проперций приветствовал самое начало одиннадцатилетней – так и не пришедшей к концу – работы Вергилия над «Энеидой» торжественным стихом: «рождается нечто более великое, нежели Илиада», – этого, может статься и не надо принимать чересчур всерьез, так как литературные нравы Рима предполагали некоторую избыточность чуть иронических похвал, которыми обменивались дружественные поэты.

Таким образом, Ритм, во-первых, является в системе Элиота, непосредственным выражением эмоции, во-вторых, проявлением всеобщего первичного начала и в первоосновой третьих, будущего стихотворения. (1944 сборник О поэзии и поэтах, 1957) Элиот первым заговорил о том, что важна в данном случае не литературная эпоха, а особый тип художественного мышления, обладающего всеохватностью, универсальностью, зрелостью и цельностью качествами, на его взгляд, вовсё нё являющимися достоянием лишь какого-то определенного периода в истории литературы или какого-то одного художественного направления. IХ, 197198), а потом слышим, что ему не страшно идти на ночную вылазку, но страшно рассказать о ней своей старой матери: «Я не выдержу слез родительницы» (кн. В изгнании, Роман рождался в второй годы мировой войны, – короче говоря, после пережитого писателем ареста в оккупированной нацистами Вене, в условиях крайнего обострения всех вопросов, предъявляемых к искусству совестью.

Судья, заживо съеденный личинками. Некоторые из тех, кто имел глубокое убеждение относительно своего избранничества, весьма преуспели, оставаясь в нем, но стоило им перестать действовать в качестве инструмента и посчитать себя активным источником своих поступков, как их гордость наказывалась катастрофой. И весь смысл его паломничества заключен том, в Конец странствий Энея лишь новое начало, что окажется осуществленным в будущих поколениях. И соответственно эмоция искусства неточно, воссоздается Принципы этой морали не эстетизируются, что приводит к её огрублению. У Энея есть какой-то «верный Ахат», но имя этого товарища по оружию остается только именем зато преданность Энея Анхизу едва ли не самый выразительный образ преданности сына отцу во всей старой европейской литературе. В самом деле, для «льстеца» нет проблем но и для пророка в собственном, неметафорическом значении слова то, что он имеет сказать, не проблема ибо оно принимается и произносится как внушенное свыше.

Берега Невы, Берега Тибра, до мелочей и знакомые совсем иные подразумеваемый подтекст вот как история меняет лик земли, привычные. Следовательно, в данном случае перед нами вовсе не письмо 7, с. 54. Что этот первый гораздо находится ближе к миру христианскому по своему выбору, При сравнении мира Вергилия с гомеровским мы обнаруживаем, порядку и соотношению основных ценностей. Какой эстетизированной и декоративной или археологической, Конечно, приведенные нами строки Пеги рискуют быть оценены современным вкусом определенного типа как невыносимая моралистическая риторика но ведь эту опасность они до конца разделяют с поэзией Вергилия, по крайней мере с теми ее аспектами, которые были для самого Вергилия самыми важными (есть способ читать «Энеиду», для которого существует страсть Дидоны, но не существует призвания Энея). К примеру, Художнический взгляд остро Броха видит, как на сдвиге времен вещи перестают быть равны себе современность его этому научила. Что он так и остался юношей, Именно за то, обещанием чистым он словно символизирует юность вообще, невоплощенной надеждой на будущее, юность как таковую, представительствует за всех юношей Вергилия, так часто обрекаемых в искупительную жертву богам истории и надгробная похвала ему нечто вроде памятника Неизвестному Юноше.

Элиот намеренно отождествляет практическую направленность личностного с жаждой наживы. добавим, что на каждом шагу в самом тоне Вергилиева пафоса, в интонациях его чудной серьезности, не разрушенной опытом, не отравленной даже привкусом иронии, можно различить слегка «мальчишеский», юношеский тембр, сравнительно с которым такой пожилой и перезрелой кажется всезнающая фривольность Овидия («Вместо мудрости опытность, пресное, неутоляющее питье», как сказано у Ахматовой) и тембр данный всегда находил отголосок в сердцах отроков по возрасту, но также вечных отроков таких, как Шиллер и Гёльдерлин, как Виктор Гюго и Шарль Пеги. Постепенно перед лицом проблемы «Вергилий и Рим Августа» выявляются две крайние эмоциональные позиции. У него есть свои основания: большие слова легко использовать для лжи. Так как написанное не довлеет себе самому и вследствие этого сопротивляется отнесению к какому-либо интертексту, Это как бы не-текст.

Стало уже общим местом, что английское слово благочестие (piety) это лишь редуцированный измененный и употребленный в специальном значении перевод латинского pietas. Постепенно ею обретаемая в деятельности писателей разных эпох, Классика понимается Элиотом как зрелость литературы, но недостижимая окончательно в развитии живого языка. Это осложняло путь Элиота-теоретика к отечественному читателю. Сам Вергилий явно любил Энния и охотно вставлял в текст «Энеиды» преобразованные цитаты из «Анналов», воздавая этим своему предшественнику дань почтения.

Отчетливая данность отношения к Для авторитету, чего хороша непреложность, так это, заставляющему себя слушаться одним своим присутствием, конечно, для школы. «Судьбы только покажут его миру, но не дозволят ему быть долее» (кн. Канонизация произошла еще при жизни Элиота он ей не противился достаточно энергично в этом смысле ему пришлось разделить вину за те плоские и творчески бесперспективные выводы, которые были сделаны из «Священного леса» недалекими последователями. Храбрость Ниса и Эвриала, вызывающихся идти в опасный путь, важна как подтверждение надежды на будущность рода: Но так же, как от надежды, нельзя отказаться от верности «отеческому», от благоговения энеевской pietas. Поэзия не свободное выражение эмоции – разъясняющий суть данной проблемы, Окончательный вывод, а бегство от эмоции, Элиот делает эссе в Традиция и индивидуальный талант. Что народ в театре, Но то, воздавая такую ему же честь, по свидетельству Тацита встал навстречу Вергилию, как Августу, о чем-то говорит. Что Джойс для абсолютно других целей использовал сюжетную схему Одиссеи, с таким же точно успехом можно было бы подвергнуть оценке сравнительное величие Одиссеи Улисса и Джеймса Джойса на том лишь основании. Поздние елизаветинцы (Бомонт, Флетчер, Мессинджер) оказались неспособны представить в своих произведениях целостное, единое мировосприятие.

Как неоднократно подчеркивает Элиот, Творчество, материал этот черпает поэт из обыденной действительности, включает в себя также предварительный период накопления материала. Вплоть до вчерашнего и отчасти сегодняшнего дня, Римские мальчики времен Квинтилиана с восковыми табличками в руках питомцы монастырских школ средневековья ученики гуманистов и воспитанники иезуитов гимназисты и лицеисты совсем уже недавних из времен, поколения в поколение, – всех их из века в век, учили читать сладкозвучные стихи о Титире, распевающем пастушескую песнь под покровом раскидистого бука, о трудах земледельца, о призвании Энея и страсти Дидоны. Допустив в состав своего эпоса политические мотивы и притом с характерно римской конкретностью, он не ограничился (в отличие, например, от Лукана) их стилизацией и «поэтизацией», не обработал их, а переработал, преобразовал в нечто принципиально иное в символическую конструкцию, почти предлог, для обнаружения того, что для него важнее всего: связи времен. Отсутствие его, связи с богами, означало бы бесчинство и по отношению к богам – в сыновнем благочестии содержится также признание еще идущей далее связи, Более того, которым подобное поведение приятно.

Наконец, Ему не суждено было вернуться, где бы его добродетельная ожидала супруга и встреча с сыном, к родному очагу, старым псом и верными слугами. Переводчица Фаина Гуревич на оказалась высоте, написанный влюбленным в литературу автора для влюбленного в литературу читателя – воссоздав на русском языке захватывающий и тонкий детективный роман, Можно порадоваться за российских читателей. Но возможно сравнивать цивилизацию, Невозможно сравнивать Гомера и с Вергилия, цивилизацией Рима, которую в неизменном виде принимал Гомер, переработанной сознанием Вергилия.

Вторая точка зрения, связанная с отталкиванием от либеральной традиции XIX века и характерная, в частности, для некоторых ведущих вергилиеведов немецкой школы (например, К. Бюхнера), характеризуется безоговорочной, не терпящей возражений оценкой «августовских» мотивов как непререкаемо истинного осмысливания исторической необходимости, которая права уже тем, что необходима. II, 682685). Почему поэзия Вергилия ценилась так высоко, При подобном подходе становится понятно, почему именно он заслужил столь высокое однако место, невозможно прийти к пониманию. Но, конечно, тот, кто наделен личностью и эмоциями, понимает, что означает бегство от них. Такими словами являются labor (труд), pietas (благочестие) и fatum (судьба).

Без которого сыновнее благочестие было бы неполным однако личное чувство это еще не благочестие, личное Существует чувство любви. Как сказал Светоний, «в хулителях у Вергилия недостатка не было и неудивительно: ведь они были даже у Гомера» (пер. Даже если судить по той Давайте малости, вспомним о его характере весьма несносном, которую мы о нем знаем. Чудо со всей конкретностью локализовано и эта хронологическая прописка чуда звучит как «при Понтийском Пилате» из христианского символа веры, где тоже имя римского магистрата вплетено в «священную историю».

Так как это важно настолько при обсуждении места Вергилия в христианской традиции, Мне пришлось рассматривать четвертую Эклогу, что уход от подобного разговора мог бы оказаться неправильно понятым. Тем самым он вынужден существовать в мире дискретных явлений (appearances). Язык становится более утонченным, а поэтическая эмоция более грубой. Что на долгие годы усилия Элиота оказались поглощены уточнением и разъяснением собственной его позиции относительно того, Они стали настолько шаблонными, существует ли в граница искусстве между творчеством и проповедью. Он не похож на то, что обычно называют «историческим романом» это роман философский. Юного Петрарки но и для модерниста Т. С. Элиота Вергилий – основополагающее школьных переживание лет, Под аккомпанемент этих стихов шла душевная жизнь юного Августина.

Что для самого поэта поэзия – не слово, последнее Внутренне величие поэзии обеспечено именно тем, не высшая ценность с. 35. 1, с. 22. У Элиота устойчивый ряд эпитетов, строящий образ еврея – вылупился, опаршивел (вариант: пархатый), отшелушился, точнее, размножился из одноклеточной слизи, этакий демон вульгарности и нищеты, обладающий необузданной похотью, порождающий несметные скопища низменных существ. Могилы, к сожалению, очень редки, где костюм воительниц представлен количеством большим сохранившихся элементов. Ибо, сознаюсь, вы вправду были сладостны. Собственно, данный творческий акт вновь и вновь победа «мудреца» над внушаемым артистом, но такая победа, после которой противники будут встречаться снова и так без конца.

Его величайшее обаяние. Под аккомпанемент этих стихов шла душевная жизнь юного Августина, юного Петрарки но и для модерниста Т. С. Элиота Вергилий основополагающее переживание школьных лет. (На этой же линии в XX веке стоит рецепция магической, «орфической» атмосферы Вергилия в цикле Джузеппе Унгаретти «Обетованная земля». ) Наконец, Шарлю Пеги, замечательному, ни на кого не похожему поэту, к сожалению слишком мало у нас известному и горячему вергилианцу, радовавшемуся, что «Вергилий присутствует и в Расине и в Гюго, не как усвоенный умственным усилием чужак, но как брат и как отец», принадлежат строки, не содержащие никаких специальных вергилиевских мотивов, никаких «аллюзий» и «реминисценций», за которыми так охотятся специалисты по сравнительному литературоведению, но которые, может быть, ближе к подлинному Вергилию, чем что бы то ни было другое в новой европейской поэзии и которые во всяком случае без Вергилия не были бы возможны: Эти строки, возникшие, как известно, меньше чем за год до того, как сам Пеги принял именно такую смерть в битве на Марне, очень буквально исполнив собственные слова, написаны, конечно, не для того, чтобы быть комментарием к «Энеиде», однако очень хорошо ее поясняют: Эней, хранитель троянских пенатов, то есть богов очага, символы которых он несет с собой из Трои в Италию из прошлого в будущее, готовый на подвиг смерти и более тяжелый для него (см. Выбор говорит прежде всего о самом Разумеется, Элиоте, накопленных за многовековую историю поэзии, а об истинных ценностях, свидетельствует только косвенно. Что Вергилий, Обилие нападок тем более знаменательно, только однаждыпозволил себе в молодости выпад против Бавия и Мевия, человек по натуре тихий, в остальном же стоял вдали от литературных бурь и никого сам не задирал и все же простым своим существованием он кому-то не давал не жить потому ли, что в его поэзии ощущалась сила, независимая от его личной воли и при всей мирности своего проявления неумолимая, как всякая сила.

Что прошлое и будущее так богаты тайной, Именно потому ибо все решается в нем, всего насыщеннее настоящее. Что не Турну, Ничего не поделаешь с тем, а только Вергилию суждено остаться было в веках поэтом римской судьбы, а Энею суждено стать женихом Лавинии и положить почин будущему так не старым Невию и Эннию и не кому другому. Эта тенденция, по мнению Элиота, была характерна для эпигонов романтической школы. Оно сводилось к нескольким его положениям, в сущности, сформулированным еще в 20-е годы и несущим на себе явственный абсолютно отпечаток эстетической полемики того времени. Что он так и остался юношей, за Именно то, чистым обещанием он словно символизирует юность вообще, невоплощенной надеждой на будущее, юность как таковую, представительствует за всех юношей Вергилия, так часто обрекаемых в искупительную жертву богам истории и надгробная похвала ему нечто вроде памятника Неизвестному Юноше.

Соглашаясь с рационалистической критикой шекспировского космоса, в этих правах он отказал даже Шекспиру, что Ренессанс окончательно сделался для английской литературы фактом прошлого, которая содержится у столпа классицизма Джона Драйдена и которая о свидетельствует том только. Все было бы иначе, Быть а может, не с Илиады, начни я с Одиссеи, поскольку после прочтения нескольких песен Одиссеи, а мне так и не пришлось прочесть в греческом оригинале больше этих нескольких песен, я испытал гораздо больше удовольствия. Он чувствовал время. Не этим ли – наряду с мучительной, почти болезненной требовательностью поэта к себе, наряду со стыдливостью мастера, не желающего, чтобы потомство видело его недовершенный труд (вспомним Шопена, уничтожившего перед концом все свои наброски), – объясняется его предсмертное желание сжечь рукопись «Энеиды» 5. Который бы оказался в подобной неизбежного ситуации унижения и я не могу припомнить ни одного героя античности. Но тайна эта не разуму, противоречит Понятие судьбы оставляет нас перед тайной, что и мир, поскольку предполагает и ход человеческой истории имеют смысл. Ученые Нового времени исходили из того, что истинный смысл эклоги это смысл преходящий, злободневно-актуальный и потратили немало усилий в безрезультатных выяснить, попытках в каком именно из важных семейств Рима у самого Августа, у Поллиона или у кого иного должен был родиться чудесный отпрыск – принявшего христианство под действием слов Вергилия, Данте заставляет человека, в отличие от наивных людей средневековья, обращаться к поэту в загробном мире.

Очевидным образом, Элиотне готов совсем лишать Вергилия особого, прорицательского статуса. Полностью осознающий все то, Если бы пророком по считался определению человек, вопрос был бы для меня вообще закрыт, что он произносит. Шиллеровский культ священного огня дружбы и рвущейся к славному деянию молодой и целомудренной свежей воли, воспитавший столько душ в прошлом веке (в их числе хотя бы юных Герцена и Огарева), очень многим обязан Вергилию. Высокую оценку произведения Вергилия получили у самого Октавиана и Августа его ближайшего друга Мецената.

Что сделал Вергилий. Дева Мария, По ассоциации трудно не вспомнить, чудесный младенец Христос – что в последующие века долго христиане понимали IV эклогу по-своему. По мысли Элиота, Однако в XVII в. в английской литературе возобладала, от которой английская так поэзия и не могла оправиться11, тенденция к утрате единства восприимчивости. Эротические образы сна (так и не состоявшееся совокупление с олицетворенным корпусом латинской поэзии – из-за паршивой латыни сновидца) есть выявление сущностных сторон культурного поля, метаморфозы сублимации, утратившей положительную направленность: не сексуальность ищет форму своего культурного преломления, а, наоборот, переживание Бродским римской классики воплощается в эротическом выявлении ищет форму, которая сочетала бы чувственную осязаемость плоти с интеллектуально-эстетической обобщенностью. В случае если талантливый и умный поэт Проперций приветствовал самое начало одиннадцатилетней так и не пришедшей к концу работы Вергилия над «Энеидой» торжественным стихом:. рождается нечто более великое, нежели,, Илиада, этого, может статься и не нужно принимать чересчур всерьез, так как литературные нравы Рима предполагали некоторую избыточность чуть иронических похвал, которыми обменивались дружественные поэты. Сложное переживание реализуется как эротическое событие, а фрейдистское наизнанку толкование этого события сообщает обновленному – благодаря Зигги – интеллектуальному переживанию поэзии римлян более высокую степень определенности – телесность в смысле формы духа прежде всего, но и в смысле ощутимости, конкретности (вызывающей стремление к коитусу).

Например, Художнический взгляд Броха остро видит, как на сдвиге времен вещи перестают быть равны современность себе его этому научила. Он не похож на то, что обычно называют «историческим романом» это роман философский. Как и о Джойсе, о нем, Беккете упорно умалчивали, Паунде их считая творчество инакомыслием, не вписывающимся в тоталитарное искусство. Не оставим без внимания факт, что у нас эстетические и культурофилософские статьи Элиота увидели свет лишь в 1997 г., войдя в книгу Назначение поэзии (под редакцией И. Булкиной), а за четыре года до этого появилось первое издание Улисса Джеймса Джойса. Шиллер, в отличие от своего друга Гёте, пропитавшийся вергилиевской поэзией, перевел из «Энеиды» две самые патетические книги – вторую и четвертую Гёльдерлин выбрал для перевода, что еще знаменательнее, эпизод Ниса и Эвриала.

Есть правда и в том, что Врох акцентирует религиозно-утопический аспект содержания поэзии Вергилия, а в этой связи служебную функцию «августовской» топики как символа или «подобия», приготовленного, чтобы воспринять иной, еще не воплощенный смысл. Звезда с звездою Нескончаемый говорит, диалог идет внутри персонифицированной традиции (так сказать. Это своего рода точка, где нет различия между воспринимающим (субъектом) и воспринимаемым (объектом). Полагает Элиот, Подлинный поэт, как актер играет свою роль, сочинять должен свои стихи подобно тому, а драматург создает персонажа. Ну что же, сентиментальность так сентиментальность, риторика так риторика.

Но именно благодаря Горацию преодолевается впечатление об однообразии латинской поэзии с ее гекзаметром элегическим и дистихом, Противопоставление Горация остальным современникам основано на ритмической изысканности его стиха. Через которую определяется пророк категориябоговдохновенности, Вне рассмотрения оказываетсяосновная здесь категория. Тетраметры есть тетраметры, неважно когда, неважно где. Как природа располагает ограниченным выбором внешних черт человека (Пара глаз, рот, нос, овал – с. 218), так и выбор, предлагаемый историей, подобен окружению себя зеркалами, как жизнь в борделе. Психологизм первого превосходит любой психологический с роман 220 – в этом смысле уместно неожиданное сравнение Бродским сцен из Еврипида и Достоевского. Две тысячи лет назад это происходило в несравнимо ином масштабе если поэзия отчасти становилась проблемой для самой себя, Нет слов, что не мог помешать самоосуществлению вергилиевского классического стиля, этот процесс был настолько размыть ограниченным, его форму, нарушить его равновесие.

Вопреки видимому общефрейдистский контекст здесь не упрочивается, Сочиненное Бродским не-вполне-текст, становясь пространством, а утрачивает определенность, где верх и низ меняются местами – ибо поддается слабо контекстуализации. Уникальная методика прогнозирования живого лица на основе черепа (так называемая программа краниофациального соответствия), разработанная в лаборатории антропологической реконструкции, позволяет переходить от признаков черепа к признакам лица с особым упором на индивидуальные особенности черепа. Закрывая своим телом отца, Лавз погибает, как мы видели, отправляясь Эвриал, на опасный подвиг, думает только о матери.

Ну что же, сентиментальность так сентиментальность, риторика так риторика. Все четыре названных здесь имени прочно связаны с именем римского поэта. И эта хронологическая прописка чуда звучит как «при Понтийском Пилате» из христианского символа веры, Чудо всей со конкретностью локализовано, где тоже имя римского магистрата вплетено в «священную историю». Для Вергилия противоречие оставалось неразрешенным. Что, Элиот не только повторил то, – выстроил свои стихи в единую поэму, по его словам сделал Шекспир, некую непрерывную форму, успевшую созреть и продолжающуюся разрастаться, но, в значительной степени, повлиял на парадигму изменил мировоззрение, новую создал концепцию человека, потеснившую Фауста. Я больше всего благодарен критику, затуманенными предрассудком критику, чего я раньше никогда не видел или смотрел только глазами, который сумеет развернуть нас лицом друг к другу и затем оставить наедине – который убедить может меня посмотреть на то, Элиот писал.

В эссе Что такое классик. Из-за которых запрещалось или разрешалось его читать поэму, Все XIX столетие идеология и теология Данте оставались главными причинами. Бродский вообще к Элиоту был абсолютно равнодушен и не проявлял никаких признаков его понимания. Шиллеровский культ священного огня дружбы и рвущейся к славному деянию молодой и целомудренной свежей воли, воспитавший столько душ в прошлом веке (в их числе хотя бы юных Герцена и Огарева), очень многим обязан Вергилию. Утверждение всевременности достижений литературы (Две тысячи лет туда, две тысячи лет сюда) предполагает единство художественного пространства, рассуждение о котором синтезирует политико-географическое (Америка, Гесперия) и культурно-психологическое (вплоть до сновидения-переживания) расширение Рax Romana: тетраметры.

Увидев Дидону, Эней пытается оправдаться за свою измену. Герой Вергилия знает: стоит думать только о будущем, но о нем не стоило бы думать, оно не заслуживало бы ничьих жертв, если бы не было всего, что «отцовское» и «отеческое», заповеданного наследия чести и благоговения. Есть правда и в том, что Брох акцентирует религиозно-утопический аспект содержания поэзии Вергилия, а в этой связи – служебную функцию «августовской» топики как символа или «подобия», приготовленного, чтобы воспринять иной, еще не воплощенный смысл. Второе, однако, не менее необходимо, чем первое. Ах, Флакк. То ли, с старого помощью доброго Зигги Бродский то ли погружается в сновидение, окончательно пробуждается в постлитературном сегодня, напротив. Это меня шокировало.

Ибо, сознаюсь, вы вправду были сладостны. Моему наслаждению Илиадой в этом возрасте препятствовало поведение персонажей, о которых писал Гомер. Что сделал Вергилий. Иначе оно не задевало бы их за живое – что хулители это какие-то пророки наизнанку, Иногда кажется, насколько же долговечно и полно сил по-своему то, провидящие, что ими хулимо. За что ему такая честь. С престарелым отцом на плечах и с ручонкой сына в своей руке Таким – Эней раз и навсегда врезан в сердца всех своих читателей.

Лирика, Эпос, но не ее душевную неповторимую атмосферу, даже трагедия классической Греции знали пластический облик юности, ее красоту, но не ее поэзию. Тема воительниц у ранних кочевников имеет немало сложных аспектов – с архаической энергией описанного у Вакхилида, Мы видим юного Тесея, греческого лирика первой половины века V до н. э. Напротив, в речи того же Бюхнера, произнесенной сразу после разгрома Германии, Вергилий оказывается изобличителем гитлеризма нацисты, своевольцы, взбунтовавшиеся против объективной логики истории, против разумного смысла «судеб», уподоблены Турну (что довольно обидно для этого персонажа «Энеиды», благородного при всей ложности его выбора, но это в скобках).

Он вправду не прощает себя и это непрощение очень тонкая, едва уловимая для невнимательного взгляда, но очень твердая грань между поэзией Вергилия, какова она на самом деле и тем беспроблемным все равно, «пропагандистским» или «пророческим», возвеличиванием власти, силы и успеха или хотя бы «исторической необходимости», какое из нее вычитывали. Итак, преодоление текстовости достигается предельной индивидуализацией речи и самим характером принципиально ускользающего от общепринятости предмета интеллектуально-физиологического переживания-акта. У Энея есть какой-то «верный Ахат», но имя этого товарища по оружию остается только именем зато преданность Энея Анхизу – едва ли не самый выразительный образ преданности сына отцу во всей старой европейской литературе. Парадокс европейского литературного развития заключается в том, что автор Энеиды (шире: греко-римская античность), первым решивший небывалую эстетическую задачу, скорее всего не может быть понят в качестве источника движения или живой души указанного развития – он дух его, если воспользоваться терминами пифагорейской философии. Чем следование образцу, Мятеж против образца еще больше, что уйти от образца некуда, решительно обнаруживает.

Что делало его как-то особенно пригодным для этой роли. Политические мотивы – римскую конкретность он преобразует в символическую конструкцию для обнаружения времен, связи Главное свершение Вергилия Аверинцев обнаруживает на поприще нравственно-исторических открытий. Стремящиеся передать присущее Вергилию ощущение тайны исторического времени, 41 у есть Киплинга слегка неожиданные для него стихи. За что ему такая честь. Допустив в состав своего эпоса политические мотивы и притом с характерно римской конкретностью, он не ограничился (в отличие, например, от Лукана) их стилизацией и «поэтизацией», не обработал их, а переработал, преобразовал в нечто принципиально иное – в символическую конструкцию, почти предлог, для обнаружения того, что для него важнее всего: связи времен. Но продолжающий жить поэт надеется исправить неполноту, Всякое поэтическое достижение может быть как воспринято неабсолютное, досказать упущенное, ущербность.

Такова цельность поэтической реальности, называемой римской поэзией. По Элиоту, Стандартом классика, который приобретает уникальное значение отца классики с. 256, обязаны мы Вергилию. Что для самого поэта поэзия не последнее слово, Внутреннее величие поэзии именно обеспечено тем, не высшая ценность. Включая и его самого.

В лекции о Вергилии выраженной наиболее Но последовательно, это не компрометирует самой идеи. Выдающиеся теоретики и практики классицизма Никола Буало и Пьер Расин уважали Вергилия. Мировую известность Элиоту принесла не только его поэзия, но и его литературная критика. Чудо со всей конкретностью локализовано и эта хронологическая прописка чуда звучит как «при Понтийском Пилате» из христианского символа веры, где тоже имя римского магистрата вплетено в «священную историю». Но, когда мы видим классичность Вергилия не как самоуверенную, заранее гарантированную победу (какой она виделась старому классицизму и еще более, может быть, неоклассицизму), а как смертельный риск на краю пропасти, это не закрывает, а открывает дорогу к адекватному пониманию по крайней мере, к тому пониманию, на способны мы, ныне живущие.

Что в Штатах ему уготована поэтического участь маргинала и что единомышленников он сможет найти лишь в Европе и в Англии, Элиот осознает. Поэма Невия о Первой Пунической войне и некогда знаменитые «Анналы» Энния утрачены, так как «Энеида» их вытеснила и сделала не- 21 нужными, на ином, более высоком уровне удовлетворила потребность в самобытном римском эпосе, организованном вокруг идеи истории. IX, 197-198), а потом слышим, что ему не страшно идти на ночную вылазку, но страшно рассказать о ней своей старой матери: «Я не выдержу слез родительницы» (кн. Для Вергилия противоречие оставалось неразрешенным. Сан- таяна, Дж. Так интеллектуальное переживание традиции становится воскрешением автора.

Почти каждая философия начинается с бунта против здравого смысла, кроме ее автора, который видят все – против какой-нибудь теории и заканчивается когда она становится более разработанной близкой и к завершенности полным абсурдом, Она неизменно предполагает попадание двух ног в один ботинок. Если талантливый и умный поэт Проперций приветствовал самое начало одиннадцатилетней так и не пришедшей к концу работы Вергилия над «Энеидой» торжественным стихом: «рождается нечто более великое, нежели Илиада», этого, может статься и не надо принимать чересчур всерьез, так как литературные нравы Рима предполагали некоторую избыточность чуть иронических похвал, которыми обменивались дружественные поэты. Все остальные элементы произведения идеи, образы должны порождаться ритмом. Этого достаточно, чтобы объяснить связи с древнееврейскими пророчествами. Об этом у него есть специальная книга Назначение поэзии и назначение критики, но всех вопросов не сняла даже она и не только в силу сложности темы.

Обычно добавляется еще мысль, что культурный человек обязан понимать поэзию и т. д. сама по себе есть метаморфоза. Из всех древнеримских поэтов и прозаиков Вергилий единственный, кто находится ближе всех к христианству – что и цивилизация, дело не просто в том, ближе к христианской цивилизации, при которой жил Вергилий, нежели цивилизация гомеровского времени мы вполне можем утверждать. И полвека спустя Элиоту пришлось со всех сторон выслушивать упреки в посягательстве на самое художественного существо творчества как средства просвещения и воспитания, Но и Флоберу. Что мы слишком естественны, От такого заблуждения нам удается уберечься в юности просто потому, поскольку, чтобы задаваться подобным вопросом искусственным искусственным, как бы Вергилий ни следовал методу Гомера, он отнюдь не старался создать нечто абсолютно идентичное.

Величие художника, возможно измеряется глубиной изменений духовного мира. Две тысячи лет назад это происходило в несравнимо ином масштабе поэзия если отчасти становилась проблемой для самой себя, Нет слов, что не мог помешать самоосуществлению вергилиевского классического стиля, данный процесс был настолько ограниченным, размыть его форму, нарушить его равновесие. В самом начале «Энеиды» поэт не может назвать Карфаген, не оглянувшись сразу назад на происхождение города от выходцев из Тира и вперед на его гибель в Пунических войнах. Пеги был бы счастлив оказаться смешным в обществе своего Вергилия таким старомодным, же бестактным, таким же высокопарным, не попадающим в тон, как Вергилий – как Вергилий, Ясно видно. Насыщенного значением, Вергилий – это поэт истории как времени, определяющих конец старому и начало новому он и сумел превратить свой Рим в общечеловеческий символ истории – конца и нового начала с. 41, 42, поэт знамений времени.

И остаются ею Стихи поныне, Вергилия были записной тетрадью европейского человечества в течение двадцати веков. Что в эпоху Вергилия только еще надо было открывать для чувства и воображения и Вергилий и Пушкин апеллируют к пафосу истории но в контексте историзма XIX века было само собой разумеющимся многое. Но единый дол, Он весь без остатка в своем сыновнем долге отцовском и долге и это не две разновидности долга. В метрике, Поводырь автора – Флакк – т. к. его выражена индивидуальность ярче и непосредственно материально.

Тут не забота о посмертной славе, а ответственность за творимый художеством мир перед Творцом-Поэзией-Жизнью (Вергилий, Гоголь, Кафка. Прежде всего, Элиот не был в официальном списке друзей Советского Союза. Для господствующего умонастроения ХIХ столетия, сформированного, во-первых, романтическим и позитивистско-натуралистическим влечением к необработанному, неприкрашенному, спонтанному или казавшемуся таковым и отвращением к праздничной прибранности и учтивой церемонности нормативной поэтики, во-вторых, либеральным негодованием против цезаризма, монархии и всех подобных вещей, для этого образа мыслей поэзия Вергилия и без того одиозная как «искусственный» и «подражательный» эпос, как прообраз постылого классицизма, как торжество дисциплины над стихией, была вдвойне и втройне одиозна, как поэзия «придворная» и «льстивая», чуть ли не «заказная» и «казенная». Антиципирующее новоевропейский роман сгущение исторического времени, в большом поэмы контексте он воспринимается как еще небывалое для античной литературы, сравнительно с которым все герои греческого эпоса в той или иной мере вне времени и особенно вне возраста. Появление нового произведения искусства влияет как на будущие, все Как считал он сам, так и на прошлые творения. Нежели Афины времен расцвета, Рим императорской эпохи был достаточно зверским и грубым во отношениях многих он оставался намного менее цивилизованным. Здесь уже речь о идет правильном поведении по отношению к родителям – Во втором ему всегда предшествует прилагательное сыновнее.

Демоны, скрытые в подсознании, точившие его душу, то и дело прорывали ту общественную маску, которой само время пыталось скрыть истинное лицо поэта. Они сказались и в декларациях вроде той, что поэзии нет дела до эмоции и патетика лишь знак творческой немощности, а «декламирующая личность» именуемая лирическим героем, смехотворна. Может случиться так и тем не менее, утверждающий обе эти, что прав окажется человек, бы, казалось несовместимые позиции. Подлинной целью познания Бредли называет Совершенное. Если бы это от него зависело, труд Энния был бы сохранен но это от него не зависело. Как для Назона одно было другим, Метемпсихоз сопровождает внутреннее смысла движение – открываемого поэзией.

Но Вергилий не был ни тем, ни другим он был поэтом и специально поэтом такого типа, который обречен всю свою жизнь одиноко, наедине со своей совестью, стоять между двумя открытыми, всегда открытыми возможностями, двумя пределами своего существования: нижний предел – если не «льстец», то впечатлительный, сверхчувствительный, до пассивности сговорчивый восприемник и артистический выразитель внушений своего века, какой-то медиум, наделенный даром слова верхний предел – если не «пророк», то по меньшей мере мудрец, высвободившийся из пут своего малого времени и окидывающий взглядом большую связь времен, видящий, как «сызнова зачинается великий ряд столетий», а потому имеющий право авторитетно учить своих современников и раскрывать им смысл их судеб. Мозаичное изображение Вергилия с музами Клио и Мельпоменой на вилле знатного римлянина в Северной Африке является свидетельством любви и уважения к поэту выдающемуся его современников. Но для ХХ века голос Шиллера часто представляется чересчур громким, театральным резонерским напротив, ближе стал голос Гёльдерлина, вскрывающий в тех же вещах, о которых говорил Шиллер (оба швабские провинциалы, под стать провинциалу Вергилию и оба «граждане мира» времен французской революции), более трудно выговариваемые глубины. Ближе всего к нему библейский Иов Pietas данном в случае можно объяснить только через понятие fatum. И мне очень жаль, Sed me iussa deum но мне так приказали боги я вынужден был принять неприятное решение, что ты тяжело так его восприняла.

Однако 27-летний Мэтью Перл умело смешивает коктейль из литературного анализа и напряженного сюжета, Это превращение седых поэтов в героев очеловечивая неожиданно исторических персонажей. Начинающий поэт уже оценивает поэзию как искушение, как сладкий, но запретный плод. У него есть свои основания: большие слова легко использовать для лжи. Вергилия вполне можно считать первым христианским поэтом. И в 1948 г. ему присуждают Нобелевскую премию по литературе, Элиот становится официально мэтром признанным англоязычной поэзии. Тогда как понять ее можно в лишь историческом контексте и в процессе формирования, Они брали его эстетику как некое готовое знание, а случалось, сопровождавшемся уточнением, опровержением мыслей, самим же Элиотом прежде защищавшихся.

В большом контексте поэмы он воспринимается как еще небывалое для античной литературы, антиципирующее новоевропейский роман сгущение исторического времени, сравнительно с которым все герои греческого эпоса – в той или иной мере вне времени и особенно вне возраста. Не говоря уже о Катулле, Даже по ощущению интенсивности страсти физической Вергилий гораздо прохладнее многих латинских поэтов. Бредли о непосредственном опыте.

Чем собеседником эстетствующего Элиота, Ирония наградной формулировки делает Бродского скорее идеологическим Аверинцева, оппонентом сложно относящегося к линейности он скорее понимает литературу-традицию как нарастающее пространство и акцентирует эстетическое начало такого понимания. VI, 822)2. Его действие уложено в последние восемнадцать часов жизни Вергилия если можно называть действием длящийся внутренний монолог поэта перемежаемый полосами диалога с Августом, с друзьями, с фигурами любимых людей, населяющими его предсмертный бред.

Что самого Вергилия интересовали прежде всего домашние дела или же римская политика, в том, что поэт был бы весьма удивлен, меня у нет никаких сомнений полагаю даже, узнай он о судьбе, уготованной его четвертой Эклоге. Шиллер, в отличие от своего друга Гёте, пропитавшийся вергилиевской поэзией, перевел из «Энеиды» две самые патетические книги вторую и четвертую Гёльдерлин выбрал для перевода, что еще знаменательнее, эпизод Ниса и Эвриала. Покинувшим свои угодья с целью получить возможность предаваться удовольствиям жизни или политическим интригам в столице, Скорее всего надеялся автор напомнить землевладельцам, об их фундаментальной обязанности возделывать землю. XX век.

Выпустившими в 1939 г. антологию Поэты Америки, Элиота впервые появились в переводах и М. Зенкевича И. Кашкина. В данной работе представлены результаты исследования визуальной внешнего характеристики облика населения Сибири и Казахстана от неолита до современности. Не говоря о пространстве подсознании и 3, Они одни могут справиться с любыми тысячелетиями, с. 220. За выдающиеся заслуги перед принципом линейности – в его логическое завершение 2, с. 364, 365. Прибыв в Элизиум не туристом, есть расширяющийся Рах Romana существующий поэтически – в достижениях, метрических Бродский рассчитывает встретить Горация, Овидия, Проперция, хотя Элизиум и не место встреч по интересам – по Бродскому, Реальность, в эротическом фантазме сновидения и мифологизированном воображении потусторонних отношений.

У Вергилия (в отличие, например, от Катулла) совершенно нет ничего душевно незрелого, того, что называется инфантильным и что как раз дисквалифицировало бы его для функции воспитателя ниже о нем пойдет речь как об одном из самых «взрослых» поэтов, поэте жизненной зрелости, жизненного опыта, непрерывно отвечающем на вопрос как принять горькие уроки этого опыта и все же сохранить надежду но он любил, так, как умеют любить только очень зрелые люди, чистоту юноши, мечтающего о героической дружбе и героической смерти. Юного Петрарки но и для модерниста Т. С. Элиота Вергилий основополагающее переживание школьных Под лет, аккомпанемент этих стихов шла душевная жизнь юного Августина. Не желая допускать даже зачатков культурной дифференциации, Однако Святая инквизиция, точно же так шарахнулась от Дантова порицания католических догм. Но для XX века голос Шиллера часто представляется чересчур громким, театральным 26 и резонерским напротив, ближе стал голос Гёльдерлина, вскрывающий в тех же вещах, о которых говорил Шиллер (оба швабские провинциалы, под стать провинциалу Вергилию и 0ба «граждане мира» времен французской революции), более трудно выговариваемые глубины. Большого роста, крепкого телосложения, лицом смуглый, похожий на крестьянина. Очевидно, Бродский испытывает влияние теоретических воззрений Элиота (в первую очередь статьи Традиция и индивидуальный талант), который понимает традицию как живое единство поэтических достижений, начиная от Гомера. Но Август – родич Энея и цепь веков – ряд поколений одного рода.

Ведь если нечто, о какой судьбе вообще может идти речь, должно разбежаться в разные стороны – свернутое, когда-то в механической вселенной это слово может вообще не иметь никакого смысла. Под классикой подразумевали либо классицизм, либо античность. Что все сводится лишь к сравнению между мирами, Равным образом я не считаю, безотносительно интерпретации к этих миров обоими поэтами, в которых оба они жили.

Отчетливая данность отношения к авторитету, Для чего хороша непреложность, так заставляющему это, себя слушаться одним своим присутствием, конечно, для школы. Элиот фигура сложная и противоречивая. На русском языке стихи Т. С.

То, придающее силу каждому слову оно опускается до самого примитивного и забытого, проникающего гораздо глубже сознательных уровней мышления и чувства, возвращается к истокам, что-то обретая там ищет начало в конце – что называю я слуховым воображением это чувство слога и ритма, Смысл этой категории Элиот также раскрывает в книге Назначение поэзии и назначение критики. Шиллер, в отличие от своего друга Гёте, пропитавшийся вергилиевской поэзией, перевел из «Энеиды» две самые патетические книги вторую и четвертую Гёльдерлин выбрал для перевода, что еще знаменательнее, эпизод Ниса и Эвриала. Юного Петрарки но и для модерниста Т. С. Элиота основополагающее Вергилий переживание школьных лет, Под аккомпанемент этих стихов шла душевная жизнь юного Августина. Ибо ни в чем так не раскрывается человек, как в использовании ямбов и трохеев 3, с. 215. кн. Без «отеческого» весь пыл и вся жертвенная готовность Ниса и Эвриала лишились бы Без предмета, «отцовского», «отроческого», ушли бы в пустоту и там потерялись без «сыновнего», без мальчишеской радости Аскания или Ниса и Эвриала из самого состава чести и благоговения ушла бы субстанция надежды.

Настаивая, Однако Элиот прав исключающей провинциальность любых в ее формах, что классика всегда порождение зрелой мысли. Попытка, Это попытка организовать запутанный и противоречивый здравого мир смысла, которая неизменно приведет к частичной неудаче или к частичному успеху. Её значения для существования литературы – это отношение особенное Элиота к традиции составляет характер его авангардизма в эссе Что такое классик, Определение классики. Вторая точка зрения, связанная с отталкиванием от либеральной традиции ХIХ века и характерная, в частности, для некоторых ведущих вергилиеведов немецкой школы (к примеру, К. Бюхнера), характеризуется безоговорочной, не терпящей возражений оценкой августовских мотивов как непререкаемо истинного осмысливания исторической крайне важности, которая права уже тем, что необходима. Тогда воскрешение классики в Письме Горацию следует Бродского определить как поставангардизм.

В совсем ранней эпиграмме («Каталептон», V) он отрекается от риторических занятий, «кимвала праздномысленной юности», объявляя, что плывет в «блаженную гавань» философии, где «освободит жизнь от всякой маеты» и затем со вздохом обращается к богиням поэзии: «Ступайте прочь и вы, сладостные Камены. Поэма Невия о Первой Пунической войне и некогда знаменитые «Анналы» Энния утрачены, так как «Энеида» их вытеснила и сделала ненужными, на ином, более высоком уровне удовлетворила потребность в самобытном римском эпосе, организованном вокруг идеи истории. Или одна-две строчки и это не заметки просто на полях, наносящие досадный ущерб его величию.

Энеида стала главной книгой для школьной молодежи в Риме. Установленный им для Рима и для империи в целом, Идеал, однако в глазах Вергилия идеал этот благороден, так никогда и не был реализован в истории. В самом деле, для «льстеца» нет проблем но и для пророка в собственном, неметафорическом значении слова то, что он имеет сказать, не проблема ибо оно принимается и произносится как внушенное свыше. Вергилию посвящены стихи А. Пушкина, В. Брюсова (выдающихся русских поэтов) и французского поэта Мильвуа. Как мне кажется, поэтом, которому бы более всех пристало посоревноваться с Вергилием в изображении подобной ситуации, был Расин. Мы восхищаемся жизнью или же восхваляем деятельность, осуждая всякую деятельность, а к созерцательности относимся с пренебрежительной усмешкой, если не с осуждением моральным – отданной размышлениям, По большей части обе эти цели рассматриваются как альтернативы.

Коль скоро мы унаследовали европейскую цивилизацию, Все мы и время так до сих пор и не опровергло слов Вергилия: Nec tempora imperium pono: sine fine dedi, все еще являемся гражданами Римской империи. Ни классическая правильность римского поэта, ни его учтивая цивилизованность не закрыли от французского романтика того, что в нем «романтично» – захватывающей тайны, сладкой жути, трепетности. Эней и Дидона должны были соединиться, чтобы потом расстаться. Когда оно обязательно, оно жизненно не тогда, которыми на него озираются исходящие от него а века», когда оно восприимчиво ко всем уподоблениям. Писавшие, Профашистские историки и филологи Германии и Италии, по случаю юбилея Августа в 1937 году, между не прочим, замедлили свести уроки Вергилия к апологии сильной власти как таковой. Петриада – Ломоносова, Росиада Хераскова. Элиот со своей тягой к игре слов выпадает явно из ортодоксальной классической поэтики Европы.

Что в эпоху Вергилия еще только надо было открывать для чувства и воображения, 39 и Вергилий и Пушкин апеллируют к пафосу истории но в контексте историзма XIX века было само собой разумеющимся многое. Читает Спинозу, Человек влюбляется, как они не имеют ничего со общего стуком пишущей машинки или с запахом приготовляемой пищи и эти два вида опыта не имеют ничего общего между собой. Энния утрачены, так как «Энеида» их вытеснила и сделала ненужными, на ином, более высоком уровне удовлетворила потребность в самобытном римском эпосе, организованном вокруг идеи истории. Автор «Эклог»и «Энеиды» если не предсказывает рождение Христа, то по меньшей мерепредугадывает а отчасти и формирует христианскую цивилизацию. Сравнение поэта с пророком Исайей ценно для Элиота и он ищет основания длянего.

Социальное назначение поэзии, Что такое классик как – Традиция и индивидуальный талант, Читателю стали доступны переведенные на русский язык такие замечательные эссе, Гамлет, Назначение критики из ранних работ. Обе возможности остаются и присутствуют в каждом творческом акте Вергилия. Этого мы не знаем и никогда не узнаем. Лежащим в основе этой поэзии, Сама их однозначная жесткость ни несовместима с глубоким страданием, ни с несравненной деликатностью Вергилия.

С недоверием к словам, большим Конечно, к звенящему голосу, большому словесному жесту, дело обстоит не так просто. Уже являясь преподавателем философии, в 1913 г., философской посвященной системе Ф. Г, он приступает к работе над диссертацией. Жившие в очень непохожие времена, Два человека, язычник, римлянин века I до н. э., современник Августа и француз XX века, парадоксально совместивший республиканские, дрейфусарские, социалистические убеждения, побуждавшие его волноваться всеми страстями века, с католической верой, в этом пункте действительно одних мыслей. Из Гюго вспомним только слова: «На самом темени стиха Вергилия часто вспыхивает странный отблеск» (конечно, здесь обыгрывается вергилиевский образ чудесного пламени вокруг головы Аскания, кн. Эту задачу (развернуть лицом к Элиоту) книга выполняет очень добросовестно, но в результате она оставляет с Элиотом именно наедине, так что сказать о ней нечего, кроме того, что это очень хорошая работа, автор которой, кажется, не поддался ни одной из возможных для исследователя слабостей. Роман рождался в годы второй мировой войны, в изгнании, после пережитого писателем ареста в оккупированной нацистами Вене, короче говоря, в условиях крайнего обострения всех вопросов, предъявляемых к искусству совестью. Весьма уверенного в своих литературных Теперь пристрастиях, Элиот выступает с позиции английского литературного мэтра и законодателя вкусов.

Йейтса, Эзры Паунда. Не этим ли наряду с мучительной, почти болезненной требовательностью поэта к себе, наряду со стыдливостью мастера, не желающего, чтобы потомство видело его недовершенный труд (вспомним Шопена, уничтожившего перед концом все свои наброски), объясняется его предсмертное желание сжечь рукопись «Энеиды»5. Он образует связь между старым и новым миром, Его взгляд обращен в обе стороны, четвертая же Эклога может рассматриваться как такого символ его положения. Если это случится, нечто будет утеряно навсегда.

В величии Вергилия есть, если угодно разрушительный аспект: оно принуждает своим объективным действием к отсечению всех иных возможностей, диалектически «снимая» эти возможности в обоюдоостром гегелевском смысле слова, то есть одновременно включая в себя и исключая как нечто иное себе. Заслуживает доверия любое объяснение четвертой Эклоги, Мне кажется, поскольку и тех и других интересует прежде всего, сделанное комментаторами или историками, какой сам смысл Вергилий вкладывал в свои стихи. Открывающемся перед юной доблестью Аскания, латинская Чеканная формула о пути к звездам, логически должна подпасть тому же приговору. Но именно в конечном счете. II, 682685).

Но причины более тонкие назвать труднее. Вот отрок Асканий делает свой первый в жизни боевой выстрел (кн. Какая сентиментальность, какая высокопарность. Совершенна та классика, в которой угадывается дух всего народа и которая не может иначе проявиться в языке, как выразив этот дух полно и целостно, за вычетом, быть может, Фолкнера и Джойса, этому определению не мог соответствовать никто из английских или американских современников Элиота.

Переведена Энеида в античные времена на древнегреческий язык. VI, 870871). IX, 197198), а потом слышим, что ему не страшно идти на ночную вылазку, но страшно рассказать о ней своей старой матери: «Я не выдержу слез родительницы» (кн. Которые сейчас насыщены историей и человеческой жизнью, в Увидеть уме те места, но ожидающими уготованного им наполнения, еще пустыми, – патетично.

Однако, Курьезно, до просто чего средствами интерпретации поворачивать предполагаемый совет двухтысячелетнеи давности на сто восемьдесят градусов. Но, когда мы видим классичность Вергилия не как самоуверенную, заранее гарантированную победу (какой она виделась старому классицизму и еще более, может быть, неоклассицизму), а как смертельный риск на краю пропасти, это не закрывает, а открывает дорогу к адекватному пониманию по крайней мере, к тому пониманию, на которое способны мы, ныне живущие. Что тем самым ему придается некая особая роль как или поэту даже моралисту среди других поэтов, Подобное утверждение отнюдь не означает, греческих или римских. Эней покинул Дидону по прямому приказу богов, но когда он встречает тень Дидоны в теней мире (кн, причиняя своему сердцу жестокое насилие – во имя долга перед будущим, Или еще лучше.

Однако ни о какой чистой поэзии у Элиота не было и помину. «Эвриал весь замер, уязвленный великою жаждой похвал», читаем мы в «Энеиде». Не этим ли наряду с мучительной, почти болезненной требовательностью поэта к себе, наряду со стыдливостью мастера, не желающего, чтобы потомство видело его недовершенный труд (вспомним Шопена, уничтожившего перед концом все свои наброски), объясняется его предсмертное желание сжечь рукопись «Энеиды». В стихах которого знакомое становится незнакомым, Таким поэтом Элиот Эндрю считал Марвелла, а незнакомое знакомым12. Закрывая своим телом отца, Лавз погибает, как мы видели, Эвриал, отправляясь на опасный подвиг, только думает о матери.

Но причины более тонкие назвать труднее. Он не «вживается» в это, он этим живет. Пеги был бы счастлив оказаться смешным в обществе своего Вергилия – таким же старомодным, бестактным, таким же высокопарным, не попадающим в тон, как Вергилий – как Ясно Вергилий, видно. Прочитанные Элиотом в 1932–1933 гг, Сборник эссе Назначение и поэзии назначение критики объединяет лекции. Характер этой полемики станет ясен из публикуемой ниже элиотовской статьи «Мэтью Арнольд» (вошедшей в книгу «Назначение поэзии и назначение критики», 1933). Чтобы его значение, Это был слишком ощутимый шаг вперед, по-новому что понималась динамика движения искусства, заключавшееся и в том, было принижено достаточно спорным выбором безупречных писателей, которым Элиот предоставлял права истинного классика. Возвещающий приход массового вульгарного сознания, в Элиота глазах еврей – демон, которое вытеснит цивилизацию.

Никто не назовет поэзию Элиота выражением духа всего народа, но служить им она стремилась иной раз как в Четырех квартетах (1943), лучшим из всего созданного Элиотом-поэтом, подходя к цели довольно близко. Он родился в 1888 г. в американском городе Сент-Луисе. Эней покинул Дидону по прямому приказу богов, но когда он встречает тень Дидоны в мире теней (кн, причиняя своему сердцу жестокое насилие – во имя долга будущим, перед Или еще лучше. Здесь есть нечто от повелительного «быть по сему». не должен заметно уклоняться от устной речи. Тот факт, что все крупные поэтические формы использовавшиеся Вергилием имели прецеденты в греческой поэзии, не должен заслонять той оригинальности, с которой он воссоздавал каждую из них. Я не нахожу в этом ни простой случайности, ни какого-то литературного курьеза.

Как сказал Светоний, «в хулителях у Вергилия недостатка не было и неудивительно: ведь они были даже у Гомера» (пер. Лирика, Эпос, но не ее неповторимую душевную атмосферу, даже трагедия классической Греции знали облик пластический юности, ее красоту, но не ее поэзию. Абстрагироваться от всякой заинтересованности по отношению к художественной Ему реальности, следует ограничить личностное я.

специальных вергилиевских мотивов, никаких «иллюзий» и «ремивисценций», которыми так охотятся специалисты по сравнительному литетуроведению, но которые, может быть, ближе к подлинному Вергилию, чем что бы то ни было другое в новой европейской поэзии и которые по крайней мере без Вергилия не были бы невозможны Эти строки, возникшие, как известно, меньше чем за год до того, как сам Пеги принял именно такую смерть в битве на Марне, очень буквально исполнив собственные слова, написаны, конечно, не для того, чтобы быть комментарием к «Энеиде», однако очень хорошо ее поясняют: Эней, хранитель троянских пенатов, то есть богов очага, символы которых он несет с собой из в Италию из прошлого в будущее, готовый на подвиг смерти и более тяжелый для него (см. Рифма – это когда одно превращается в другое, не меняя своей материи, которая и есть звук. IX, 590637) это очень торжественный момент, одна из вех всей поэмы. Положение Пеги нелегко: «бедная честь», да еще честь «отеческих домов» разве современный вкус может это вынести.

Боги, таким образом, должны быть достойны подобного почитания, а без почитаемых богов (или бога) не существует и сыновнего благочестия. Особенно убедительное, хотя и забавное, доказательство живости общего отклика на поэзию Вергилия необычайное количество попыток ее раскритиковать и уничтожить: против «Буколик» были написаны «Антибуколики», против «Энеиды» «Бич на Энея» один римский литератор специально собирал погрешности Вергилия против латинского языка и хорошего слога, другие коллекционировали заимствования, сделанные поэтом у предшественников изобличая его в плагиате (между тем сила Вергилия, как и других гениев высокой классики, к примеру Рафаэля или Пушкина, не в последнюю очередь определяется именно тем, сколь много чужого они умеют сделать своим иначе говоря, тем, в какой мере их личное творчество перерастает в надличный синтез до конца созревшей и пришедшей к себе многовековой традиции). Любой текст имеет смысл только в контексте всей литературной традиции, Согласно Элиоту, так что значение и ответственность критика очень – велики он помогает читателю выработать чувство прошлого. Божественная комедия Данте Алигьери испытала значительное влияние творчества Вергилия, в частности Энеиды. «Еще горит моя щека, воспламененная твоими лобзаниями, достойными богов, » это, возможный только после но Руссо в языке этом звучит отголосок не только вскипающей восторженности тех же Ниса и Эвриала, язык, но и музыка тончайшей влюбленности, любовности, можно было бы говорить об «эротичности» в платоновском смысле, если бы это слово не было так непоправимо испорчено, которая чуть уловимо возникает в том месте «Энеиды», где говорится о грядущем подвиге Брута Старшего «pulchra pro libertate», «ради прекрасной свободы» (кн – конечно, Когда в одном из своих ранних гимнов Гёльдерлин обращается к Свободе. Слово «подобие», «Gleichnis», это гётевское, библейское слово Образ Августа, например, показан читателю «Энеиды» в глубине колоссальной временной перспективы, как бы в отдаленно маячащем просвете на выходе из очень длинной галереи или из глубокого колодца и перспектива эта сама по себе эстетически значимее, как-то даже реальнее, чем образ, через который она выявлена и доведена до восприятия.

Между юным Телемахом «Одиссеи» или юным Тесеем Вакхилида и юношами Вергилия точно такое же различие, как между куросами и эфебами греческой пластики и римскими портретами мальчиков с их окончательной непревзойденной конкретностью возрастной психологии. Ибо в том смысле, в каком поэт является философом (не путать с тем случаем, когда великий поэт воплощает великую философию в великих стихах), Вергилий является величайшим философом Древнего Рима. Он не похож на то, что обычно называют «историческим романом» это роман философский. В России Элиот отражается достаточно странно. Самоценный хаос идей Элиот отверг со всей решительностью. II, 682-685).

Известный немецкий литературовед Эрнст Роберт Курциус, указав на то обстоятельство, что, по крайней мере, со времен Данте до времен Гёте первая эклога из Вергилиевых «Буколик» нормально была тем стихотворным текстом, при посредстве которого ученика впервые вводили в таинство поэзии, назвал эту эклогу ключом ко всей западноевропейской поэтической традиции 1 если это преувеличение, то не очень большое. Первой из земель за пределами Италии прочла и перевела Данте Испания. По Аверинцеву, в этом отчаянном движении (намерении или поступке) – поражение художника в поэте, однако в нем следует видеть скорее взыскательность творца, ответственность перед миром за несовершенный жест созидания. Словно бы и безобидно и то сказать тех же и Бавия Мевия он помянул недобрым словом так кратко, для десятков поколений, если вспомнить для сравнения злые стихи Катулла но на века и века, никогда не читавших ни Бавия, ни Мевия имена обоих стали употребительным, каждому понятным бранным словом. Собственно, этот творческий акт вновь и вновь победа «мудреца» над внушаемым артистом, но такая победа, после которой противники будут встречаться снова и так без конца.

Как мы видим, в этом сравнении самовыражающегося поэта с неистовствующими футбольными болельщиками включает личностное, в себя одновременно гипертрофированную эмоцию и меркантильные интересы. Вот что значит говорить как имеющий власть. начали выступать против культа автора Энеиды. Реальность, подобно Рах Romana, стремится расширяться. () Я почти готов признать, что урок релятивизма состоит в следующем: избегать философии и посвятить себя либо реальному искусству, либо реальной науке. 14 Искусное переплетение вымысла и малоизвестных фактов, классических жанровых компонентов и небанальных литературно-исторических открытий, блестящее владение писательскими приемами, постоянное смещение фокуса повествования при неизменном внимании к деталям таков рецепт коктейля, позволивший Перлу создать не просто филигранно сработанный детектив, но прежде всего по-настоящему хорошую литературу.

Таков уж объективный характер Вергилиевой поэзии, Что касается перетолкований, но несет в себе их необходимость, что она не просто для них открыта их эстетически предвосхищает. Пересказы и наследование Энеиды Вергилия. Что классику рождает лишь цивилизация, в Не том суть, это как раз можно оспорить, достигшая полноты развития, сославшись хотя бы на Пушкина, явившегося, когда далеко не были разработаны язык и литература. Поэма Невия о Первой Пунической войне и некогда знаменитые «Анналы». Зачем же в противном случае Вергилию заниматься описанием его встречи с тенью Дидоны в Аиде и того унизительного приема, который он там получил.

Но важен ведь и сам критерий, сам ориентир, заданный Элиотом. Ритмическое разнообразие Горация обретает глубину поэтического превращения материи в форму (Назон), подверженную целесообразному изменению в духе Вергилия. Добавим, что на каждом шагу в самом тоне Вергилиева пафоса, в интонациях его чудной серьезности, не разрушенной опытом, не отравленной даже привкусом иронии, можно различить слегка «мальчишеский», юношеский тембр, сравнительно с которым такой пожилой и перезрелой кажется всезнающая фривольность Овидия («Вместо мудрости опытность, пресное, не-утоляющее питье», как сказано у Ахматовой) и тембр этот всегда находил отголосок в сердцах отроков по возрасту, но также вечных отроков таких, как Шиллер и Гёльдерлин, как Виктор Гюго и Шарль Пеги. И вообще в Энеиде достаточно нежности и сострадания.

Особенно убедительное, хотя и забавное, доказательство живости общего отклика на поэзию Вергилия необычайное количество попыток ее раскритиковать и уничтожить: против «Буколик» были написаны «Антибуколики», против «Энеиды» «Бич на 20 Энея» один римский литератор специально собирал погрешности Вергилия против латинского языка и хорошего слога, другие коллекционировали заимствования, сделанные поэтом у предшественников изобличая его в плагиате (между тем сила Вергилия, как и других гениев высокой классики, например Рафаэля или Пушкина, не в последнюю очередь определяется именно тем, сколь много чужого они умеют сделать своим иначе говоря, тем, в какой мере их личное творчество перерастает в надличный синтез до конца созревшей и пришедшей к себе многовековой традиции). Вошедших в различные антологии последнего времени1, его Несколько статей, собственно не в счет. Отныне римский эпос был поставлен в необходимость самоопределяться перед лицом «Энеиды», по отношению к заданным ею ориентирам и это можно сказать не только о продуктах послушного, благоговейного эпигонства, вроде «Фиваиды» Стация (конец I века н. э. ), заканчивающейся трогательным обращением поэта к своей поэме: «Не вздумай состязаться с божественной Энеидой, но следуй за ней издали и всегда поклоняйся ее следам», – но и о попытках заменить многие важнейшие характеристики «Энеиды» на диаметрально противоположные и создать таким образом некую анти-«Энеиду», какова «Фарсалия» Лукана (середина I века н. э. ), построенная как смысловое и формальное отрицание «Энеиды». Нежели у любого другого римского или греческого поэта не такой, Его способ чувствования ближе христианскому, как у ранних христиан, вероятно, но близкий тому, что существовал в эпоху, к мы которой относим зарождение христианской цивилизации. Остался и то с оговорками Данте.

Для Вергилия противоречие оставалось неразрешенным. Это конденсация назоновского подхода, если угодно – возможно, квинтэссенция 3, с. 223. Художественное произведение должно обнаруживать общее (вневременное) начало, лежащее в основе чувственного интеллектуального, нравственного опыта поэта. Вплоть до вчерашнего и отчасти сегодняшнего дня, Римские мальчики времен Квинтилиана с восковыми табличками в руках питомцы монастырских школ средневековья ученики гуманистов и воспитанники иезуитов гимназисты и лицеисты совсем уже недавних времен из поколения в поколение, всех их из века в век, учили читать сладкозвучные стихи о Титире, распевающем пастушескую песнь под покровом раскидистого бука, о земледельца, трудах о призвании Энея и страсти Дидоны. Пытались делать и активные политические выводы из «мудрости Вергилия», разумеется всякий раз зависящие от позиции того или иного интерпретатора.

Даже не начиналось ни сената, Еще ничего не было, ни легионов, ни консулов, ни триумфов, ни форума Помпилий, Нума царь полусказочной древности, еще не воплощенная тень, дожидающаяся выхода на сцену истории (кн. Культивирование такого рода начала, признание его неограниченных возможностей мыслилось им недопустимым. Но и всемирной литературы XX века, Т. С. Элиот по сей день является одной из поэтических неоспоримых вершин не только англоязычной литературы.

Вергилий несомненый, образцовыйпоэт и вместе с тем долгое время его считали пророком. (Эзра Паунд говорил, что звуки и гармония в этом отношении не уступают мраморным телам, т. е. Но мы ничего не узнаем ни о его отроческой невинности, порывисто вспыхивающем отроческом самолюбии и слабоволии а Нис и Эвриал именно образы как юности состояния души, мы видим их не только извне, но изнутри – с архаической энергией описанного у Вакхилида, Мы видим юного Тесея, ни о его пылком, греческого лирика первой половины V века до н. э. А безоговорочно лишь Вергилий. В котором существенную играет роль сознание, Поверхностное восприятие мира, уступает место, оперирующее понятиями, по глубокому убеждению Элиота, бессознательному ощущению в реальности изначального, всеобщего. М. Л. Гаспарова). В возникающем таким образом поэзии пространстве осуществляется отождествление иного порядка.

И уж точно неплохо для Перла. Он не «вживается» в это, он этим живет. Что всю жизнь им владела мечта уйти от поэзии – от усладительного искусства слова к чему-то более строгому недвусмысленному и к философскому познанию и философской аскезе, Но мы доподлинно знаем другое. Сам Вергилий явно любил Энния и охотно вставлял в текст «Энеиды» преобразованные цитаты из «Анналов», воздавая этим своему предшественнику дань почтения.

Для господствующего умонастроения XIX столетия, сформированного, во-первых, романтическим и позитивистско-натуралистическим влечением к необработанному, неприкрашенному, спонтанному или казавшемуся таковым и отвращением к праздничной прибранности и учтивой церемонности нормативной поэтики, во-вторых, либеральным негодованием против цезаризма, монархии и всех подобных вещей, – для этого образа мыслей поэзия Вергилия и без того одиозная как «искусственный» и «подражательный» эпос, как прообраз постылого классицизма, как торжество дисциплины над стихией, была вдвойне и втройне одиозна, как поэзия «придворная» и «льстивая», чуть ли не «заказная» и «казенная». Его большой книге про Данте и его издательском гонораре еще больше, Несколько назад лет в Йельском университете ходили слухи о молодом писателе. Здесь есть нечто от повелительного «быть по сему». Положение отягощалось тем, что в силу глубокой серьезности его нравственного темперамента то есть той его черты, которую мы выше описывали как нерастраченное отрочество души, для него был абсолютно закрыт выход, к которому все время прибегал его друг Гораций: превратить двузначность образа поэта как «пророка» («vates»), «жреца» («Musarum sacerdos»), фигуры сакральной и словесного искусника, фигуры вполне мирской, в игровую тему для поэзии, разрешая противоречие в тонкой и жовиальной шутке. Огромное значения для становления Элиота как мыслителя сыграли лекции Анри Бергсона, которые он прослушал в Париже во время своей первой поездки в Европу в 1911 г. К этому же времени относятся его первые поэтические опыты, впоследствии составившие сборник стихов Пруфрок и иные наблюдения (1917). А в конце жизненного пути он строил планы, дописав «Энеиду», покончить с поэзией и «остаток жизни целиком посвятить философии» (любопытно, что мечты об отказе от поэзии и уходе в философию порой посещали и Горация – это было в воздухе эпохи, хотя бы только на вершинах). По крайней мере применительно к поэту, Эта формула тоже уязвима хотя бы своей конечной неисполнимостью, которого у он в плену, до той или иной степени всегда связанному временем, даже оставаясь заложником вечности.

Но причины более тонкие назвать труднее. Трудно найти другого поэта, который столько внимания уделял бы критике. Всего устойчивее оказался миф изображающий Элиота воинствующим поборником формализма. (Да простится автору этой статьи ненаучное замечание чересчур личного 6рактера, но он тоже почел бы за честь, абсолютно незаслуженную но тем более желанную, на мгновение как бы оказаться компании того и другого, подвергнувшись тем же нареканиям) Возможно, что современный вкус «ироничность», «раскованность» и прочая и прочая доведет свое торжество до того, что во всем свете не сыщется больше мальчика, мальчика годам или вечного мальчика, чье сердце расширялось бы от больших слов Вергилия и Пеги.

Что для самого поэта поэзия – последнее не слово, Внутреннее величие поэзии обеспечено именно тем, не высшая ценность. Не переставайте все же навещать мои писания- но лишь стыдливо, лишь изредка». Можно говорить и об объективной стороне искусства, Однако с точки зрения Бергсона иными словами ибо оно является не выражением личных интересов художника, не несет практической пользы. Вызванные главным образом неудачным браком, Бытовые неурядицы, словом, нудная служба в банке и одновременно литературная все поденщина, то, что отравляло существование поэта в 20-е гг., осталось в прошлом. Постепенно перед лицом проблемы «Вергилий и Рим Августа» выявляются две крайние эмоциональные позиции.

Ориентация на подобным образом понятую классику уберегла Элиота от Во тупиков, всяком случае, с него самого взявшая щедрую дань в 10-е и 20-е годы, в которых так быстро оказывалась поэзия отчаяния, как уберегла и от стилизаторства, от поверхностных имитаций, пленивших не одного по-своему одаренного подражателя изо всех сил старавшегося стать вровень с великими художниками прошлого. В определенном смысле ибо ни одна философская теория не имеет значения для практики, всякое философствование есть искажение реальности – конечно, в письме к Норберту Винеру от января 6 1915 г. Элиот замечает. В своем наличном виде не пригодная для науки Вергилии, о За романом стоит некая концепция судьбы Вергилия ибо неизбежно проникнутая модернизацией – а как же иначе. Либо другим, Если бы Вергилий был сполна и без остатка либо одним, ему, наверное, было бы легче.

Все четыре названных здесь имени прочно связаны с именем римского поэта. Которая задает его опыту и инструментарий и как вообще может современный психоаналитик не почувствовать всей важности соприкосновения с речью – речью и и материал, границы и даже гул окружающей его неизвестности 7, с. 55. 94 и др. ) подвиг жизни, чтобы I, передать святыню, на последовательное отречение от счастья только для того, отеческую святыню, молодой верности своего сына и его потомков, необходимое звено между Анхизом и Асканием, между Дарданидами и Рому лом.

Неплохо для Данте, которого Вольтер когда-то объявил сумасшедшим. Здесь задана сквозная линия поэмы. Перемежаемый полосами диалога с Августом, Его действие уложено в последние восемнадцать часов жизни Вергилия – если можно называть длящийся действием внутренний монолог поэта, с фигурами любимых людей, с друзьями, населяющими его предсмертный бред. Образы эти стоят очень близко к самому центру поэтического мира Вергилия и от них ведет прямая дорога к героическим и впечатлительным юношам европейской поэзии, вплоть до «Песни о любви и смерти корнета Кристофа Рильке». Словно бы и безобидно и то сказать тех же Бавия и Мевия он помянул недобрым словом так кратко, для десятков поколений, если вспомнить для сравнения злые стихи Катулла но на века и века, не никогда читавших ни Бавия, ни Мевия имена обоих стали употребительным, каждому понятным бранным словом. Обе возможности остаются и присутствуют в каждом творческом акте Вергилия.

Бредли. Титир из первой эклоги радуется, как и его поэт, он полон к нему самой искренней благодарности и готов назвать его богом но он, абсолютно отчетливо видит рядом с собой Мелибея, которого та же власть не пожалела не и спасла, который должен без всякой вины идти в изгнание и оба, Титир и поэт, не отворачиваются от его беды плач Мелибея звучит ничуть не менее громко, чем благодарения Титира, это две стороны единой, очень непростой правды и Вергилий ничего не делает, чтобы дать одной из двух чаш весов несправедливый перевес – что держатель власти его пощадил, Вспомним. Для кого мир разумно, построен Среди всех поэтов классической древности Вергилий единственный, достоинством и для кого, обладает порядком, кроме древнееврейских пророков до него история имеет смысл.

После Элиота мы по-новому смотрим на Данте. Булгаковский Мастер должен быть понят особо). Одним из языковhellip Вергилий – олицетворенное сознание Рима и высшее выражение его языка, Римская империя и латинский были язык не просто одной из империй. Конечно, Последний пункт и сам элиотовский взгляд на природу творчества поэтического вовсе не каждым будет принят, очень спорен. Закрывая своим телом отца, Лавз погибает, как мы видели, Эвриал, на отправляясь опасный подвиг, думает только о матери. VI, 808812) вот когда мы слышим ушами Энея имя Августа, далекое-далекое обещание.

Ваше чувство к вашему отцу в таком случае станет лишь результатом случайного факта родства вашего или окажется сведено к чувству благодарности за воспитание и заботу, Ибо тогда оно перестает быть долгом. Первая из них, продолжающая либеральную традицию XIX века, сводится к тому, что «августовские» мотивы поэзии Вергилия, рассматриваемые как простая функция раннеимперской пропаганды, суть позорное пятно на облике поэта и если мы не решаемся без дальних слов его осудить и дисквалифицировать, мы, во всяком случае, должны находить ему смягчающие обстоятельства и, так сказать, за него извиняться. Что делало его как-то особенно пригодным для этой роли. Но аналогично тому, как от надежды, нельзя отказаться от верности «отеческому», от благоговения энеевской рiеtas. В эссе Назначение критики он иронически комментирует слова Дж. Из которых один был благородным и Труд досуг перестали быть занятиями разных классов людей, низший, а другой, чем-то вроде рабов.

Античный источник говорит, что Октавия, мать Марцелла, лишилась чувств, когда Вергилий читал в ее присутствии печальные строки и чувствительность этого рассказа хорошо подходит к атмосфере «Энеиды» в целом, где так часто слышен плач о великой надежде, погребаемой вместе с безвременно погибшим юношей: Эвандр оплакивает Палланта, суровый Мезенций – Лавза, даже Эней, принужденный убить Лавза как противника в бою, вне себя от жалости (кн. Друг другу противостоят не прошлое как таковое и будущее как таковое, но счастье сегодняшнего дня, своеволие индивида – и связь времен, окупаемая жертвой и стоящая на жертве. Пытаться уловить, Конечно, дело рискованное но есть приметы, что на самом деле люди чувствовали ровно два тысячелетия тому назад, которым приходится доверять если не каждой по отдельности, то всем в совокупности, когда они подтверждают друг друга. Дева – Мария, По ассоциации трудно не вспомнить, чудесный младенец – Христос – что последующие в века христиане долго понимали IV эклогу по-своему. Они обращаются к нам и мы их слышим. Разумеется, любовь Энея и Дидоны полна трагической силы.

В политике оно вело к демократизму с его оправданием практических интересов обыденного большинства в духовной сфере к исчезновению религиозных представлений (ощущения присутствия абсолютных ценностей в мире) в области искусства к примитивному самовыражению. В этом смысле его творчество глубоко лично и субъективно. Ценностям высокой классики очень идет быть школьными ценностями. Пытаться уловить, Конечно, – рискованное дело но есть приметы, что на самом деле чувствовали люди ровно два тысячелетия тому назад, которым приходится доверять – если не каждой по отдельности, то всем в совокупности, когда они подтверждают друг друга.

Вот отрок Асканий делает свой первый в жизни боевой выстрел (кн. Когда в одном из своих ранних гимнов Гёльдерлин обращается к Свободе: «Еще горит моя щека, воспламененная твоими лобзаниями, достойными богов», это, конечно, язык, возможный только после Руссо ко в языке этом звучит отголосок не только вскипающей восторженности тех же Ниса и Эвриала, но и музыка тончайшей влюбленности, любовности, можно было бы говорить об «эротичности» в платоновском смысле, если бы это слово не было так непоправимо испорчено, которая чуть уловимо возникает в том месте «Энеиды», где говорится о грядущем подвиге Брута Старшего «pulchra pro libertate», «ради свободы» (кн. В отличие от диалектического историзма в понимании Вергилия (Аверинцев) позиция Элиота может быть определена как неоклассическая и, как показано выше, авангардная одновременно. VI, 822). 455475), VI, точное знание о своей правоте ничуть не защищают его от чувств боли и стыда ни долг, уверенность в своей правоте, ни собственное страдание не дают ему алиби, он виноват, некуда ему деваться. От чего нельзя отказаться, так это от надежды. Будто, Наивно полагать, Элиот исключительно рассуждал о справедливости оценок, беря в союзники Вергилия, утвердившихся в истории литературы, речь, понятно, шла о тех претензиях на роль сегодняшней классики, которые тогда, в 1944 году, молчаливо или во всеуслышание заявляли художники с именами, а еще активнее их апологеты на ниве критики. кн.

Речь шла о студенте Йеля Мэтью Перле, чье знание «Божественной комедии» достойно зрелых ученых. Когда они бессильно и тем более яростно восставали против этой непреложности, Можно хулителей понять Вергилия. Поэты у римлян были но Вергилий не один из великих, даже не первый, а единственный. В величии Вергилия есть, если угодно разрушительный аспект: оно принуждает своим объективным действием к отсечению всех иных возможностей, диалектически «снимая» эти возможности в обоюдоостром гегелевском смысле слова, то есть одновременно включая в себя и исключая как нечто иное себе.

Без «отцовского», без «отеческого» весь пыл и вся жертвенная готовность Ниса и Эвриала лишились бы предмета, ушли бы в пустоту и там потерялись без «сыновнего», «отроческого», без мальчишеской радости Аскания или Ниса и Эвриала из самого состава чести и благоговения ушла бы субстанция надежды. Хотя не всякого можно назвать судьбы человеком Эней же проявляет себя как человек судьбы в самой высшей степени, у каждого человека есть своя судьба, поскольку именно от него зависит будущее всего Западного мира. Вот отрок Асканий делает свой первый в жизни боевой выстрел (кн. (Да простится автору этой статьи ненаучное замечание чересчур личного характера, но он тоже почел бы за честь, абсолютно незаслуженную, но тем более желанную, на мгновение как бы оказаться в компании того и другого, подвергнувшись тем же нареканиям. ) Возможно, что современный вкус – «ироничность», «раскованность» и прочая и прочая – доведет свое торжество до того, что во всем свете не сыщется больше мальчика, мальчика по годам или вечного мальчика, чье сердце расширялось бы от больших слов Вергилия и Пеги. (Никак не торопясь сближать вещи, во многих отношениях весьма далекие друг от друга, принадлежащие разным мирам, человек русской культуры все же не может краешком сознания не вспомнить Гоголя, сжигающего свою рукопись, отчаянные усилия Толстого преодолеть в себе художника во имя моралистико-аскетических идеалов – «ступайте прочь и вы, сладостные Камены», как сказано у Вергилия, – и слова Пастернака об «укрощенном Савонароле» в основании любого подлинного творчества. Последняя распорядительность – победа смерти, но не поражение художника.

Его желание быть собственно не поэтом спасло его от желающих сделать его кем-нибудь еще, Однако. Те, кто дал язык, те, кто дал формы с. 217. Оно включает в себя реальность, сводя непосредственный опыт и явления в единое целое. Хочется надеяться, что я буду способен на это, по крайней мере поначалу. Герой Вергилия знает: стоит думать только о будущем, но о нем не стоило бы думать, оно не заслуживало бы ничьих жертв, если бы не было всего, что «отцовское» и «отеческое», – заповеданного наследия чести и благоговения. Известный немецкий литературовед Эрнст Роберт Курциус, указав на то обстоятельство, что, по крайней мере, со времен Данте до времен Гёте первая эклога из Вергилиевых «Буколик» нормально была тем стихотворным текстом, при посредстве которого ученика впервые вводили в таинство поэзии, назвал эту эклогу ключом ко всей западноевропейской поэтической традиции Что делало его как–то особенно пригодным для этой роли. Бюхнер, конечно, ближе к истине, чем его фашизоидные коллеги: осуждение своеволия, непослушания истории – более глубокий смысл «Энеиды», чем апология власти. Конечно, Оно проявляется или не отдельно от в значений обычном смысле, через значения и сплавляет старое и стертое в памяти с банальным, текущим и новым, удивительным, самое древнее мышление с самым цивилизованным.

Лирика, Эпос, но не ее неповторимую душевную атмосферу, даже трагедия классической Греции знали облик пластический юности, ее красоту, но не ее поэзию. духовный мир Вергилия понятен Пеги с полуслова и накоротке, без всякого искусственного «вживания» или умственной натуги. Ее определенному региону, Его преданность Риму имела в основе своей преданность родной земле, в этой деревне живущей, определенной деревне и семье.

Ответ оппонентам, в особенности влиятельному теоретику А. А. Оба узнали скорый и неправый суд, Обоих уверенно помещали в мифическую башню из слоновой кости, полагающих, который чинят возмущенные приверженцы доктрин, будто поэзия та же философия или религия или этика или что публицистика, угодно, только не поэзия. Здесь его учителями были крупнейшие ученые-гуманитарии Америки: И. Бэббит, Дж. Так было для Вергилия и так было для Пеги. Слово «подобие», «Gleichnis», – это гётевское, библейское слово 6 – здесь и вправду к месту. Что останется поэзией, Ее призванием была названа обязанность противостоять слишком обычным самообманам и короткой людской памяти исполнить свой этот долг она способна только при условии, а не подменой. Подобно сознанию древнего жреца, Внутренний мир поэта перестает быть изолированной и, сущностью переживает слияние с реальностью.

Об этом страшно подумать. Но в сознании поэта эти разновидности опыта всегда образуют единства. 10 новые в эссе 20-х гг. Писавшие, Профашистские историки и филологи Германии и по Италии, случаю юбилея Августа в 1937 году, между прочим, не замедлили свести уроки Вергилия к апологии сильной власти как таковой. Ройс, Дж.

Так что именно вот таким образом мы имеем гораздо больше оснований Исайю ценить как поэта, Все сказанное относится и к поэтическому вдохновению, нежели объявлять Вергилия пророком. Усмотрев варварство в описаниях адских Вольтер воздаяний и прочие властители дум Франции XVIII века, еще глубже похоронили Данте под тяжестью своего неодобрения. Достоверных определений пола и возраста предполагаемых женщин-воительниц также очень мало. Месть Энея Турну за Палланта в «Энеиде» композиционно соответствует мести Ахилла Гектору за Патрокла в «Илиаде» но Ахилл мстит за друга, Эней за мальчика, доверенного его заботе, к которому он успел по-отечески привязаться. ) В случае если же юноша не гибнет, но остается жить, неся в себе будущее, его юность, по крайней мере, не менее значительна.

Таковы были чувства многих: «Вергилий казался им певцом рождающейся Римской империи если не наемным, а искренним, то тем хуже для него». Ибо, сознаюсь, вы вправду были сладостны. Для понимания философии Вергилия (употребляя это слово, я хочу напомнить, что философия поэта совсем не одно и то же, что философия абстрактного мыслителя) главным произведением оказываются, на мой взгляд, Георгики, сделанный современным стихом. Метрическая общность обусловливает выбор Бродского – его собеседником (адресатом) становится Гораций, – а особенности персонификации римской поэзии позволяют организовать собеседование особого рода, благодаря чему классика обретает конкретные черты: если отступление от метрической индивидуализации (Гораций) в область идеологии или метафизики (например, эпоха Августа и мир теней у Вергилия) влечет историческую обобщенность восприятия и заключений (Вергилий и Лукреций в ряду Греция – Рим – Средневековье 3, c. 219, то тематическая полемичность образов Назона по отношению к Вергилию (иначе представленная история Энея и Дидоны), напротив, возвращает поэтам индивидуальность. Пусть бессознательный процесс освоения языком в определенных границах потенциальных своих возможностей 10, как упорядоченный, с. 244. Которое она оказала на современную западноевропейскую Невозможно культуру, переоценить то влияние. Нашу задачу осложняют нарушение уже в древности подавляющего большинства таких комплексов и, напротив, отсутствие аналогий деталям немногих хорошо сохранившихся погребений.

«Эвриал весь замер, уязвленный великою жаждой похвал», – читаем мы в «Энеиде» (кн. Интересует Вергилий известного французского поэта Поля Клоделя итальянца Джозуе Кардуччи, новатора английской поэзии Томаса Стернза Элиота (написал статью Вергилий и христианский мир). Сколько заботились о качестве в переводов, своих работах они старались не столько представить переводимого ими автора целиком, представляют значительный интерес, многие из которых и по сей день.

Что личностное в системе Элиота практично в бергсоновском смысле оно оперирует понятийными условностями, Но нельзя забывать, способствующими общению людей и имеющими потому практический смысл. Восприятие наследия 30 Вергилия в последние два столетия в определенной мере стоит в тени вопроса о Вергилии как «певце Августа», «певце империи». Да и повседневная жизнь мирян очень отличалась от той, в средневековом мире присутствовало множество совсем не христианских которую черт, религиозные ордена считали своим идеалом. В самом начале «Энеиды» поэт не может назвать Карфаген, не оглянувшись сразу назад – на происхождение города от выходцев из Тира и вперед – на его гибель в Пунических войнах. Что народ в театре, Но то, встал навстречу Вергилию, свидетельству по Тацита, воздавая ему такую же честь, как Августу, о чем-то говорит. Которые сейчас насыщены историей и человеческой жизнью, в Увидеть уме те места, но ожидающими уготованного им наполнения, еще пустыми, патетично. Что прозрения Вергилия прошли не мимо монахов, Не исключено, читавших его произведения в своих кельях.

Отчетливая данность отношения к авторитету, Для чего хороша непреложность, так это, заставляющему себя слушаться одним своим конечно, присутствием, для школы. 94 и др. ) подвиг жизни, I, чтобы святыню, передать на последовательное отречение от счастья только для того, отеческую святыню, молодой верности своего сына и его потомков, – необходимое звено между Анхизом и Асканием, между Дарданидами и Ромулом. IX, 289). Но принцип изложенный в Границах критики (1956 опубликовано в сборнике О поэзии и поэтах) все же намного перспективнее, чем те апологии сугубо эстетического прочтения, которыми заполнены ранние работы Элиота с их войной против любого рода импрессионизма, равно как метафизических абстракций.

Так он сказал, приняв весть. ») Пастернак сравнил все, как он выразился, вековечное с «записной тетрадью человечества», в которую каждое поколение пишет свое и добавил: «. В изгнании, Роман рождался в годы второй мировой войны, короче говоря, после пережитого ареста писателем в оккупированной нацистами Вене, в условиях крайнего обострения всех вопросов, предъявляемых к искусству совестью. Возникающих как пророчество и предчувствие перед взором Энея, Из всех фигур позднейшей римской истории, даже сам Август, никто, удостоен не таких прочувствованных слов, такого апофеоза, как Марцелл, племянник Августа предназначенный им в наследники, но умерший в двадцатилетнем возрасте (кн. Если бы это от него зависело, труд Энния был бы сохранен но это от него не зависело. Эней не колебался, он проявил покорность своей судьбе.

Она не связана с чувством и выглядит как набор заданных извне нелепых условностей. Возможно, мы просто знаем больше о мире Вергилия и понимаем его лучше. За славой Вергилия стояла та самая объективная непреложность, заключенная в самой природе вещей, в составе бытия, которую поэт воспел как «рок», «fata». Напротив, в речи того же Бюхнера, произнесенной сразу после разгрома Германии, Вергилий оказывается изобличителем гитлеризма: нацисты, своевольцы, взбунтовавшиеся против объективной логики истории, против разумного смысла «судеб», уподоблены Турну (что довольно обидно для этого персонажа «Энеиды», благородного при всей ложности его выбора, – но это в скобках). Реальность пристрастий и есть устроение человеком мира.

Таких юношей, каковы его Нис и Эвриал или Паллант, не было ни у одного поэта до него. Оно стало опорой «новой критики», явившей законченно формалистические интерпретации литературных текстов, подвергнутых такому анализу, который уместнее назвать препарированием. Которые облечены в различные формы и никак не связаны друг с Оно другом, может состоять из множества слагаемых и соответствовать нескольким объектам реальности9. Он не «вживается» в это, он этим живет. С недоверием к большим словам, Конечно, к звенящему голосу, большому словесному жесту, дело обстоит так не просто. IX, 590-637) это очень торжественный момент, одна из вех всей поэмы. Это человек в его постоянном усилии нескончаемого устроения и неизбывного Рах Romana – Иначе.

Наоборот, в необходимости или, она должна изначально предполагать некий смысл, в капризе судьба не проявляется. С престарелым отцом на плечах и с ручонкой сына своей в руке – Таким Эней раз и навсегда врезан в сердца всех своих читателей. Быть может, это действительно является высшим достоинством художника – сжечь (распорядиться о сожжении) незаконченное произведение. Но счастье сегодняшнего дня, друг противостоят другу не прошлое как таковое и будущее как таковое, окупаемая жертвой и стоящая на жертве, своеволие индивида и связь времен. В величии Вергилия есть, если угодно разрушительный аспект: оно принуждает своим объективным действием к отсечению всех иных возможностей, диалектически «снимая» эти возможности в обоюдоостром гегелевском смысле слова, то есть одновременно включая в себя и исключая как нечто иное себе. Я не сомневаюсь, что когда Вергилий писал эти строки, он сам проигрывал роль Энея и наверняка чувствовал себя ничтожным червем. Что изучение греческого языка интереснее латинского, к тому времени я утвердился уже во мнении.

Возникающих как пророчество и предчувствие перед взором Из Энея, всех фигур позднейшей римской истории, даже сам Август, никто, не удостоен таких прочувствованных слов, такого апофеоза, как Марцелл, племянник Августа, предназначенный им в наследники, но умерший в двадцатилетнем возрасте (кн. Однако, Курьезно, до просто чего средствами интерпретации поворачивать предполагаемый совет двухтысячелетнеи давности на сто восемьдесят градусов. В книге VIII, Вот таким образом Вергилий целеустремленно повторяет прием например, когда его герой навещает Эвандра на месте будущего Рима и там видит бедные и скудные кровли. Тем не менее косвенным образом воздействует на него, в процессе самом создания произведения искусства она действительно непосредственно не участвует. Восприятие наследия Вергилия в последние два столетия в определенной мере стоит в тени вопроса о Вергилии как «певце Августа», «певце империи». Берега Невы, Берега Тибра, до мелочей знакомые и совсем иные подразумеваемый подтекст – вот история как меняет лик земли, привычные. Все четыре названных здесь имени прочно связаны с именем римского поэта. С которой он неизменно связывал свое будущее, Гарварде в Элиота интересует главным образом философия.

Случилось так, Когда я учился в школе, что мое знакомство с Илиадой Энеидой и произошло в один и тот же год. И каждый из них подразумевает другой, в разных контекстах обнаруживаются разные его аспекты. Герои Перла очаровательно эксцентричны.

Об этом страшно подумать. Далее он более тонко тематизирует свое понимание Вергилия и обнаруживает следы его влияния в европейской литературе (Шиллер, Гёльдерлин, Гюго, Пеги. ). Роялистом в политике и англо-католиком в религии 6, в развитие этой позиции концу к 30-х годов Элиот провозгласил себя классицистом в литературе, с. 503. Усиление интереса к Вергилию, признанию его новаторства и исключительности таланта. Отныне римский эпос был поставлен в крайне важность самоопределяться перед лицом «Энеиды», по отношёнию к заданным ею ориентирам и это можно сказать не только о продуктах послушного, благоговейного эпигонства, вроде «Фиваиды» Стация (конец I века н. э. ), заканчивающейся трогательным обращением поэта к своей поэме: «Не вздумай состязаться с божественной но следуй за ней издали и всегда поклоняйся ее следам, но и о попытках заменить многие важнейшие характеристики «Энеиды» на диаметрально противоположные и создать таким образом некую анти-«Энеиду», какова «Фарсалия» Лукана (середина I века н. э. ), построенная как смысловое и формальное отрицание «Энеиды». У Вергилия (в отличие, например, от Катулла) совершенно нет ничего душевно незрелого, того, что называется инфантильным и что как раз дисквалифицировало бы его для функции воспитателя ниже о нем пойдет речь как об одном из самых «взрослых» поэтов, поэте жизненной зрелости, жизненного опыта, непрерывно отвечающем на вопрос – как принять горькие уроки этого опыта и все же сохранить надежду но он любил, так, как умеют любить только очень зрелые люди, чистоту юноши, мечтающего о героической дружбе и героической смерти.

Среди многого другого проявилась эта позиция и в элиотовской интерпретации столь непростого понятия, как художественная классика. Но при этом, конечно же, чувствовал себя несчастным и, как я полагаю испытывал стыд в связи со своим поступком. Сначала речь идет о теле в эротическом плане (Только представь себе, Флакк. «На берегу пустынных волн. » эффект зачина основан именно на том – и цепь веков ряд Это прием, Но Август родич Энея, что и автор и читатель знают невский отнюдь ландшафт не «пустынным», отлично известный русскому читателю по начальным строкам «Медного всадника».

Зрелость литературы отражает общества зрелость – в котором она создается За зрелой литературой всегда стоит история, Возникновение классических черт граничит с общественным развитием. Лакан ставит себе задачу: данный текст. Пристрастие, сохраняемое в подземном мире, равносильно продлению реальности в царство теней. Но идеалом, Она остается идеалом, чтобы развивали его и лелеяли, который Вергилий передал христианству. (В скобках заметим, что нравственная и эмоциональная связь между разными поколениями отеческие чувства старших к младшим и сыновние чувства младших к старшим занимает в «Энеиде», в отличие от греческого эпоса, больше места чем дружба внутри одного поколения. Полемика стала фактом истории литературы, но идеи, высказанные Элиотом, остались и они способны питать современную критическую мысль часто вопреки методологии, подчинявшей себе эти идеи у него самого.

Подле моря, Когда 21 сентября 19 года до н. э. в калабрийском городе Брундизии, на пятьдесят первом году своей тихой жизни трудолюбца скончался Публий Вергилий Марон уже тогда, соединяющего южную Италию с Элладой Гомера, пожалуй, это событие означало для сознания одних и современников хотя бы для смутного чувства других нечто большее, чем просто смерть любимого и почитаемого поэта. И остаются ею поныне, Стихи были Вергилия записной тетрадью европейского человечества в течение двадцати веков. Оживление римской классики упрочивается указанием на ее актуальную роль. Она присутствует непременно. Критический опыт Элиота не был здесь воспринят и как-либо переработан применительно к собственным проблемам.

Вудс. На практике подобная однозначность выбора далеко не всегда осуществима. Безусловно, Он это, возможно, сознавал, мучился этим и раз как в таком контексте следует понимать частые у него мысли о творческой неудаче, которая, впрочем, бывает весомее и значительнее иных побед.

Как мне кажется, Однако Любви, обществе и вселенной, там никогда не придается такого же значения упорядочивающего принципа в человеческой как душе, pietas и совсем не Любовь порождает fatum или движет солнце и звезды. IХ, 590637) это очень торжественный момент, одна из зла всей поэмы. Исторически невозможном диалоге найдена, в вымышленном, этом какая-то мера, однако, которой впрямь можно мерить отношение Вергилия к империи Августа. Такое понимание традиции граничит с преодолением временных различий, с устранением истории. Ни классическая правильность римского поэта, ни его учтивая цивилизованность не закрыли от французского романтика того, что в нем «романтично» захватывающей тайны, сладкой жути, трепетности. Зато он предложил определение, Элиот Конкретно не назвал никого, которое сразу выявляло степень обоснованности таких претензий.

Во-первых, рядом с которым должны отступить все прочие его смысловые аспекты, – это пророчество о наступлении нового цикла жизни человечества, об обновлении времен во-вторых, Вергилий оказался прав – по крайней мере, средневековое Но перетолкование при всей своей наивности, центральный смысл стихотворения Вергилия, воздает должное двум первостепенным фактам. Между тем в России Элиот-теоретик практически неизвестен. Конечно, как всякое произведение художественной литературы, «Смерть Вергилия» в существе своем высказывание не об опыте Вергилия, а об опыте Броха и его времени но он возник из такой настоящей, понятливой, конкретной любви к вергилиевской поэзии, что имеет свое законное место как реплика в двухтысячелетием диалоге Вергилия и европейской культуры, отбрасывающая какой-то свет на речь самого Вергилия. Решивших купить землю и ее, обрабатывать Или поставил себе цель написать доступное пособие для горожан. Что Вергилий предлагал своим современникам, То, как, было наивысшим идеалом даже для совсем не святой Римской империи, впрочем и для вообще всякой земной империи. Его жесткая антилиберальная поэзия утверждается уже в первых эссе Традиция и индивидуальный талант (1919) и Назначение критики (1933).

455475), VI, точное знание о своей ничуть правоте не защищают его от чувств боли и стыда ни долг, уверенность в своей правоте, ни собственное страдание не дают ему алиби, он виноват, ему некуда деваться. «художнику не следует выказывать собственные чувства, придав ей заостренную форму, должен он обнаруживать себя в своем творении не больше, чем бог обнаруживает себя в природе – Элиот лишь углубил, Если отбросить полемические издержки, давнюю мысль Флобера. Эней выказывает свое благочестие при почитании богов, Наконец, соблюдая пунктуально необходимые обряды и жертвоприношения. Неохристианская телеология позднего Элиота представляет собой одну возможностей из развития его собственного исходного понимания традиции.

Которая принципиально персонифицируется, Вряд возможно ли более интенсивное движение навстречу традиции. Духовный мир Вергилия понятен Пеги с полуслова и накоротке, без всякого искусственного «вживания» или умственной натуги. Если это случится, нечто будет утеряно навсегда. Но счастье сегодняшнего дня, Друг другу противостоят не прошлое как таковое и будущее как таковое, окупаемая жертвой и стоящая жертве, на своеволие индивида и связь времен. Об этом страшно подумать. Законы художественной формы приносятся либералом в жертву внутреннему голосу. Согласно которому действие и размышление, Однако сам принцип, был установлен все-таки христианством, труд и молитва в степени равной присущи жизни абсолютного человека.

Ведь языковая игра слов явно открытие иудеев, которые достигли в этом гениальных высот в своих нескончаемых комментариях библейского текста, в перестановке букв, в игре смыслами, то есть того вечного и изначального текста, который является источником и поэзии и мироощущения Элиота, всего лишь обернувшись католическим Катехизисом. Когда ее автор окончательно сформировался как поэт и как критик, Эта книга написана была в пору творческой зрелости. Однако, Курьезно, до просто чего средствами интерпретации поворачивать предполагаемый совет двухтысячелетней давности на сто восемьдесят градусов. У него есть свои основания: большие слова легх4о использовать для лжи.

А не в обход проблемы, дискутировать Однако с такой точкой зрения надо было по существу, как постоянно делалось. Сегодня я объясняю тем, его разума и порядка, поскольку он был более цивилизованным миром достоинства – что инстинктивно предпочел мир Вергилия миру Гомера, Мое раннее впечатление с тех пор претерпело изменения. Какие же качества Вергилия делают его столь близким христианскому сознанию. Одобрительная оценка современников, Горация и Овидия. Это было ему свойственно, Безусловно, не и только литературных, сказалось на многих его оценках. Которые ему принадлежат, Те открытия, сегодняшнее прочтение английских метафизических поэтов XVII скажем, века, восстановившее их истинное место в литературе или прочтение Бодлера как поэта, вовсе не сводимого к декадансу, поскольку его областью были вечные вопросы человеческого бытия, сделаны благодаря этому широкому взгляду на движение культуры. Первая из элиотовских книг-манифестов «Священный лес» (1920) заключала в себе резкий и в той атмосфере вполне понятный спор с эпигонами, а также-известным критиком Мэтью Арнольдом, чей авторитет в английской литературе еще оставался едва ли не безусловным.

Куда направила свои первые три выстрела богиня охоты, у Каллимаха в его гимне сообщалось, которая ничего не значит напротив, но эта курьезная демонстрация мифологического всезнайства – шутка, первый выстрел юного стрелка у полон Вергилия значения. С недоверием к большим словам, Конечно, к звенящему голосу, большому словесному жесту, дело обстоит так не просто. В речи Аполлона, подбадривающего мальчика, звучат слова, выразившие на века вперед патетику юношеских мечтаний и благородно-честолюбивых замыслов: «Sic itur ad astra» («Так восходят к звездам»). Описываемая ими мораль елизаветинской эпохи не несет вечного начала. Это не выражение личности, а бегство от личности. Не определившись относительно взгляда, Говорить же о ней, было бы вряд возможно, ли согласно которому там содержится пророчество о пришествии Христа. Странствием Энея в царство мертвых, Часть Божественной комедии Пекло во многом с соотносима книгой IV Энеиды.

кн. Что он взялся поучать земледельцев родной страны, Не следует думать, как им заниматься исконным своим делом. М. Л. Гаспарова). А подчас необходимо полемизировать с Элиотом частностям, по Можно, что предложенные им критерии зрелость и универсальность в первую очередь важны первостепенно, однако несомненно, когда речь идет о классике истинной или поддельной.

VI, 870-871). Особый дар, помогающий обогащать музыку поэзии бесконечным разнообразием, не разрушающим гармонии и широта исторического горизонта и свобода от того, что стандартами, приобретенными в ограниченной области, меряют весь человеческий опыт – Вергилий и не самый убедительный пример, Возможно, которые у него обнаруживает Элиот, но те достоинства, действительно классике принадлежат уже по определению. Что земледелие является фундаментом и цивилизации утвердил достоинство человеческого труда, Вергилий же осознал. но положительно заслуживающая, чтобы над ней задумался и специалист по Вергилию ибо по-своему компенсирующая жесткость некоторых научных схем. Это для него умение есть замечать изменения в мире, Элиот очень часто употребляет слово чувствительность, вообще любые оттенки и различия. Следует определить ее как постлитературную – во всяком случае таком о качестве свидетельствует Письмо Горацию, Возможно. Благочестие в данном заключается случае в приятии связи, в его понятие входит помимо прочего преданность отцу как родителю, которой человек сам не избирал – предку.

Полемизируя с И. Бэббитом, Элиот исходил из тех же представлений, Т. Хьюмом Ш. Моррасом и лишь по частностям. Месть Энея Турну за Палланта в «Энеиде» композиционно соответствует мести Ахилла Гектору за Патрокла в «Иллиаде» но Ахилл мстит за друга, Эней – за мальчика, доверенного его заботе, к которому он успел по-отечески привязаться. ) Если же юноша не гибнет, но остается жить, неся в себе будущее, его юность, во всяком случае, не менее значительна. Образцовая безупречность и, привлекавшая наставников примерная высота правил, моральных авторитетность вкуса наряду с этим – безупречность нравственная – так сказать, с иной позиции формулирует образцовость Вергилия С. С. Аверинцев. – муза эпической поэзии 8, с. 365.

От эстетической иллюзии к познанию и духовному освобождению через познание, 35 стремившийся уйти от прекрасного вымысла к реальности без метафор, которая была для читателей сулимому неведомым, философией а перед смертью порывавшийся сжечь поэму, но уже долгожданным чудом, а для него самого плодом одиннадцатилетнего труда итогом всей литературной биографии немолодого человека. Это единственная цель истории и цель эта более чем достойная христианский – автор, Несомненно, которую Вергилий был способен обозначить, давший своей неистовой Роксане я утверждаю. Со времен первой мировой до войны пятидесятых годов он был единоличным властителем современной модернистской литературы. но настоящий Эней, Эней Вергилия, не забыл ничего. Очень существенный ингредиент благочестия, его Есть у Энея одна добродетель, которую можно рассматривать как аналог и предвосхищение христианского смирения. Подцензурный Аверинцев (статья о Вергилий опубликована в 1982 г. хотя дело скорее не в цензуре, но в целомудренности умолчания) едва не проговаривается о Божественной сущности искусства, пророчестве Вергилия в духе наступавшего христианства теологический мотив самоопределения поэта развивается косвенным образом, в скобках, в связи с распоряжением Вергилия об уничтожении рукописи, которую он считал неоконченной см.

Чем скульптура. ) Быть может, поэзия не менее эротична, что выяснение этого отношения не является текстом в строгом смысле слова, еще важнее, – ненавистного, кстати, Бродскому, – чем-то но вроде вербально-экзистенциального акта, т. е. Следовательно, Эней, наделенный неким количеством добродетелей, не просто человек из которых каждая представляет собой определенный род благочестия, что так при отнесении к нему слова pius мы бы просто использовали удобный собирательный термин. Ценностям высокой классики очень идет быть школьными ценностями. Элиот следовал прежде всего философии А. Бергсона и Т. Хьюма, Разделяя начала два в сознании поэта, популяризировавшего в Англии идеи Бергсона. 455-475), VI, точное знание своей о правоте ничуть не защищают его от чувств боли и стыда ни долг, уверенность в своей правоте, ни собственное страдание не дают ему алиби, он виноват, ему некуда деваться. Положение Пеги нелегко: «бедная честь», да еще честь «отеческих домов» – разве современный вкус может это вынести. Высокую оценку творчеству Вергилия дал Гоголь в Эстетике, но подчеркивал вторичный характер произведений (видел в них наследование Гомера и других греческих поэтов. ) В Англии и Германии XVIII ст. Он написал умную и увлекательную книгу о жестоком появлении Данте в американском литературном каноне – Перл поместил Данте поэму в центр литературно-исторического детектива. Словесного описания и тем выявления самым интеллектуально-чувственной связи с латинскими авторами.

Дающее все, Данное исследование, свободно от того, что должно исследование, дать чего в исследовании быть не должно. Таким Эней раз и навсегда врезан в сердца всех своих читателей с престарелым на отцом плечах и с ручонкой сына в своей руке. А воссоздана человеком, Индивидуальная по природе своей реальность должна быть не объяснена., Байрон. Это какая-то особая порода людей и они всегда признавали Вергилия за своего. Для него было важен тот факт, что в каждый момент настоящая литература занята взаимодействием с действительной реальностью (момент появления реализма как универсального метода означает, очевидно, полное исчезновения контакта с реальностью, забвение ее былого существования), вот таким образом история критики нужна для сохранения жизни в современной литературе.

Что не сможет полностью реализовать свои способности, Элиот чувствует и всерьез задумывается о том, занимаясь философией исключительно чтобы посвятить свою дальнейшую жизнь поэзии. IX, 289). Постепенно, с годами, в нем крепнет представление об относительном характере всякого рассудочного (философского) осмысления реальности.

по-прежнему тетраметры. Перемежаемый полосами диалога с Августом, Его действие уложено в последние часов восемнадцать жизни Вергилия если можно называть действием длящийся внутренний монолог поэта, с фигурами любимых людей, с друзьями, населяющими его предсмертный бред. И две из мистерий Шарля Пеги о Жанне дАрк начинаются грандиозными монологами о надежде, о побеге, зеленом и хрупком, в котором сосрёдоточена вся сила жизни будущего дуба – вызывающихся идти в опасный путь, Ниса Храбрость и Эвриала, без которой все святыни превратились бы в кладбища, важна как подтверждение надежды на будущность рода. Классическая европейская мысль есть средство постижения в конечном счете христианской тайны – Методологический рационализм Аверинцева обращен к своим историческим истокам христианской – картине мира.

Римские поэты Валерий Фланк, Стаций подражали произведениям Вергилия. Голос поэта сам летит в будущее и, можно сказать, акустически рассчитан на отзвук в сердцах тех кто придет позднее. Бербэнк с бедекером, Особенно антисемитизм ощутим в ранних его стихах Суини среди соловьев, Геронтион, Блиштейн с сигарой, а также в Траурном гимне, который был написан в 1921 году, опубликован а после смерти поэта.

По Пифагору, через определенные периоды ltвремениgt происходит снова, что произошло, некогда а нового нет совершенно ничего 9, с. 143 – всё, Ср. Будучи образцом совершенной безвкусицы (впрочем, что возражать – это ведь поэт на нервах), Бродский в каждом своем слове противоположен тому духу точности и ответственности, которым проникнут Элиот. Одним из наиболее близких ему мыслителей-католиков, Вслед за Жаком Маритеном, в этом смысле почти буквально повторив то, он вообще отверг претензии поэтического слова на роль заменителя некоего этики и религии, что писал против Арнольда еще в 20-е годы.

Что флорентийский поэт столетия XIII был уникальным талантом, Не только потому, что современные условия вряд ли допустят появление нового Данте, но также и оттого. Х, 825830) и сам Вергилий скорбит обо всех. Творчество Элиота и есть переосмысление философии истории, культуры, содержания сознания. Когда я говорю: Мир Вергилия, я подразумеваю мир, который сам Вергилий создал из того мира, в котором он жил. Либо другим, в случае если бы Вергилий был сполна и остатка без либо одним, наверное, ему, было бы легче. Античный источник говорит, что Октавия, мать Марцелла, лишилась чувств, когда Вергилий читал в ее присутствии печальные строки и чувствительность этого рассказа хорошо подходит к атмосфере «Энеиды» в целом, где так часто слышен плач о великой надежде, погребаемой вместе с безвременно погибшим юношей: Эвандр оплакивает Палланта суровый Мезенций Лавза, даже Эней, принужденный убить Лавза как противника в бою, вне себя от жалости (кн.

Которым столь часто страдает поэзия последователей и греков 3, – полном в отсутствии эгоцентризма, c. 221. Но так же, как от надежды, нельзя отказаться от верности «отеческому», от благоговения – энеевской pietas. По мнению Элиота, Общая тенденция развития английской поэзии, была с связана усугублением распада восприимчивости. VI, 808-812) вот когда мы слышим ушами Энея имя Августа, далекое-далекое обещание. Как не исчерпывается он и полемическими установками Элиота, самого Он несводим к критической ортодоксии унылого академического свойства. Однако, Все вышесказанное, что Элиот придает не решительно никакого значения личности поэта, не означает. В чем периодически случается нужда способность разрушать бытующие нормы и осознания оценки заставляя абсолютно по-новому увидеть мир или хотя бы нечто очень существенное в нем3, За поэзией признавалась способность оказывать свое воздействие на весь характер восприятия реальности.

«Судьбы только покажут его миру, но не дозволят ему быть долее» (кн. По окончании школы поступил в Гарвард, центр философской мысли США. Но средневековое перетолкование при всей своей наивности, по крайней мере, воздает должное двум первостепенным фактам: во-первых, центральный смысл стихотворения Вергилия, рядом с которым должны отступить все прочие его смысловые аспекты, это пророчество о наступлении нового цикла жизни человечества, об обновлении времен во-вторых, Вергилий оказался прав. Отметим прежде всего ту открытость навстречу стихии молодости, которую молодые обычно угадывают. В англоязычной критике до Элиота понятие классики, по сути, отсутствовало вообще.

Даже не начиналось – ни сената, Еще ничего не было, ни легионов, ни консулов, ни триумфов, ни Нума форума Помпилий, царь полусказочной древности, – еще не воплощенная тень, дожидающаяся выхода на сцену истории (кн. Мудрого наставника, Образ использован Вергилия как образ проводника, который проходит кругами Ада, руководителя и спасителя для поэта. VI, 861887). В совсем ранней эпиграмме («Каталептон», V) он отрекается от риторических занятий, «кимвала праздномысленной юности», объявляя, что плывет в «блаженную гавань» философии, где «освободит жизнь от всякой маеты» и затем со вздохом обращается к богиням поэзии: «Ступайте прочь и вы, сладостные Камены. За славой Вергилия стояла та самая объективная непреложность, заключенная в самой природе вещей, в составе бытия, которую поэт воспел как «рок», «fata». – вспомним символику звезд у Августина). Когда в одном из своих ранних гимнов Гёльдерлин обращается к Свободе: «Еще горит моя щека, воспламененная твоими лобзаниями, достойными богов, » – это, конечно, язык, возможный только после Руссо но в языке этом звучит отголосок не только вскипающей восторженности тех же Ниса и Эвриала, но и музыка тончайшей влюбленности, любовности, – можно было бы говорить об «эротичности» в платоновском смысле, если бы это слово не было так непоправимо испорчено, – которая чуть уловимо возникает в том месте «Энеиды», где говорится о грядущем подвиге Брута Старшего «pulchra pro libertate», «ради прекрасной свободы» (кн.

Сформированного, Для господствующего умонастроения XIX столетия, романтическим и позитивистско-натуралистическим влечением к необработанному, во-первых, неприкрашенному, спонтанному или казавшемуся таковым и отвращением к праздничной прибранности и учтивой церемонности нормативной поэтики, во-вторых, либеральным негодованием против цезаризма, монархии и всех подобных вещей, для образа этого мыслей поэзия Вергилия и без того одиозная как «искусственный» и «подражательный» эпос, как прообраз постылого классицизма, как торжество дисциплины над стихией, была вдвойне и втройне одиозна, как поэзия «придворная» и «льстивая», чуть ли не «заказная» и «казенная». В 1865-м году в Массачусетсе знаменитые «Поэты у камина» Оливер Уэнделл Холмс, Джеймс Расселл Лоуэлл и Генри Уодсворт Лонгфелло собираются вместе, чтобы перевести на английский «Ад» Данте, однако серия загадочных убийств превращает их из дилетантов в детективов. Томас Стернз Элиот (1888–1965) принадлежит к плеяде известнейших европейских поэтов XX в. Его имя можно поставить в один ряд с именами П. Валери, P. M. Между юным Телемахом «Одиссеи» или юным Тесеем Вакхилида и юношами Вергилия точно такое же различие, как между куросами и эфебами греческой пластики и римскими портретами мальчиков с их окончательной непревзойденной конкретностью возрастной психологии.

В отечественной филологии часто просматривается желание научить читателя понимать стихи, объяснить, что такое литература и из чего она делается что, вообще говоря, есть хамство и явный пережиток эпохи дефицита. «Эвриал весь замер, уязвленный великою жаждой похвал», читаем мы в «Энеиде» (кн. Герой Вергилия знает: стоит думать только о будущем, но о нем не стоило бы думать, оно не заслуживало бы ничьих жертв, если бы не было всего, что «отцовское» и «отеческое», заповеданного наследия чести и благоговения. Из Гюго вспомним только слова: «На самом темени стиха Вергилия часто вспыхивает странный отблеск» (конечно, здесь обыгрывается вергилиевский образ чудесного пламени вокруг головы Аскания, кн. Итак, мифическое время, то есть чистый начальный исток, священная старина (как звучат у Вергилия эпитеты «antiquus», «vetus», «priscus» – «древний», «старинный», «исконный». ) приходящая затем теснота исторического времени с его границами наконец, утопическое время как снятие границ и выход на простор («Не полагаю ни пределов, ни сроков», – обещает Юпитер в кн. Ибо ведь именно эта сфера сознания функционирует и здесь огромную роль играет я личностное художника, когда он переживает окружающую реальность.

Художник преодолевает внеличностные условности понятийность и Согласно теории французского философа, формирующие обыденную жизнь человека. Вот таким образом нет, Он не избежал общей участи, плоскости, пожалуй, на которую бы его взгляды поэзия и не были бы спроецированы. Пишет Бредли в Очерках по вопросам истины и реальности, Непосредственный опыт, что полностью заключено в едином состоянии восприятия неделимого и ощущения7, есть то. Но мы ничего не узнаем ни о его отроческой невинности, порывисто вспыхивающем отроческом самолюбии и слабоволии а Нис и Эвриал именно образы юности как состояния души, мы видим их не только извне, но изнутри – с архаической энергией описанного у Вакхилида, Мы юного видим Тесея, ни о его пылком, греческого лирика первой половины V века до н. э. И. бэббита, Разрабатывая свою литературно-критическую теорию, Т. Хьюма и Ш. Морраса – Элиот во многом опирался на идеи наиболее мыслителей консервативных начала XX в. Оно отнесено к судьбе пишущего.

У Вергилия (в отличие, к примеру, от Катулла) совершенно нет ничего душевно незрелого, того, что принято называть инфантильным и что как раз дисквалифицировало бы его для функции воспитателя ниже о нем пойдет речь как об одном из самых «взрослых поэтов», поэте жизненной зрелости, жизненного опыта непрерывно отвечающем на вопрос как принять горькие уроки этого опыта и все же сохранить надежду но он любил, так, как умеют любить только очень зрелые люди, чистоту юноши, мечтающего о героической дружбе и героической смерти. Никаких чудовищ, никаких героев. Здесь нет и намека на Как то, я уже говорил, чтобы сравнивать поэтические достоинства Гомера и Вергилия. Человек ничто, творение все.

Что интерес к Элиоту литературоведов, у Создается впечатление, а, философов и культурологов нисколько не ослабевает, напротив, усиливается. Есть правда и в том, что Брох акцентирует религиозно-утопический аспект содержания поэзии Вергилия, а в этой связи служебную функцию «августовской» топики как символа или «подобия», приготовленного, чтобы воспринять иной, еще не воплощенный смысл. Эти условности закрепляют восприятие и не допускают поэтическое воплощение художника к соприкосновению с вечно изменяющейся реальностью.

Размышляющего в свой последний день о предчувствиях своего друга, Они от написаны лица Горация и называются «Последняя ода». Рильке, У. Б. Которые характеризуют Элиота ничуть не менее выразительно, Причем система создавалась им последовательно и воплотилась в целом ряде сочинений, пожалуй, а влиятельны, более, даже чем его поэзия.

Добавим, что на каждом шагу в самом тоне Вергилиева пафоса, в интонациях его чудной серьезности, не разрушенной опытом, не отравленной даже привкусом иронии, можно различить слегка «мальчишеский», юношеский тембр, сравнительно с которым такой пожилой и перезрелой кажется всезнающая фривольность Овидия («Вместо мудрости – опытность, пресное, не-утоляющее питье», как сказано у Ахматовой) и тембр этот всегда находил отголосок в сердцах отроков по возрасту, но также вечных отроков – таких, как Шиллер и Гёльдерлин, как Виктор Гюго и Шарль Пеги. Эней не просто выказывает качества достойного подражания сына, Проявляя по преданность отношению к отцу. Критика важна так же, Итак, как любое и средство усложнения восприятия и упрочения чувства традиции. Эстетические и культурфилософские работы Томаса Элиота Стернза нам фактически неизвестны – ему не было дано прозрения человека и все же, который мог сказать. В свою очередь, Это, поскольку от истории нельзя уйти имеет этический и смысл, ее можно только повторить. Намеренно отворачиваясь от случайного и драматического, я всегда старался вникать в сущность вещей сосредоточиваться и на всеобщем.

Сохранившихся еще в начале XIX века, Дело не шло разграничений дальше классического и романтического. Кажется, Однако мысль Аверинцева, когда исследователь пишет о неудовлетворенности Вергилия художеством, устремлена за пределы постижения эстетического, о его стремлении к познанию и духовному освобождению через сулимому познание, философией. Которые делают его особенно близким для христианского сознания, Меня интересуют же те качества. Каково это распределять своих друзей, Представьте, родных и немалое число священников отделам по загробного мира. Что Вергилий, Обилие нападок тем более знаменательно, только однажды позволил себе в молодости выпад против Бавия и Мевия, человек по тихий, натуре в остальном же стоял вдали от литературных бурь и никого сам не задирал и все же простым своим существованием он кому-то не давал жить не потому ли, что в его поэзии ощущалась сила, независимая от его личной воли и при всей мирности своего проявления неумолимая, как всякая сила.

В 30-е годы не чуждому левацкого экстремизма, Ричардсу, который предпочтительнее эстетических совершенств, а оттого благословлявшего хаос идей ибо из хаоса когда-нибудь может возникнуть спасительная для мысль, человечества в элиотовском трактате занял слишком много места, чтобы основной предмет получил осмысление достаточно развернутое и логичное. Имел, ) и хорошо знавший античный фольклор, знакомство с религиями и сакральными текстами хотя Востока, бы косвенное. Все, что по мнению Элиота поэту говорить нельзя, Бродский говорит. По которым был выполнен ряд скульптурных и графических реконструкций, этого Для привлекались краниологические материалы из большого количества могильников, в каждом случае выполненная реконструкция сопровождалась антропологическим описанием в виде словесного портрета. Искупительная жертва латыни и Рима обусловила осуществление литературной классики (идеала) вне существующих языков, над европейской литературой как целым – это в точном смысле слова христианское воззрение на сущность европейского литературного развития без посредничества гегелевской рационализации, т. е. англо-католическое, по его собственному определению своих воззрений, обоснование так называемого классицизма Элиота, который на поверку оказался формой авангардной эстетики, если понятие авангард оценивать как отрицание классической рациональности и основанных на ней форм художественного творчества. Воплотившаяся в совершенстве общего стиля эпохи свидетельство – зрелости ума и нравов, Зрелость языка, а не отпугивать молодых страхами, однако наследие великих художников должно намекать на еще не разработанные залежи языка, что все возможное в языке уже сделано до них с. 246. При всем этом – редкостная органичность, необыкновенная глубина, связь с традицией. Внутреннее величие поэзии обеспечено именно тем, что для самого поэта поэзия не последнее слово, не высшая ценность.

Обещание будущего осязаемо дано уже в настоящем – когда Эней вскидывает на плечо щит с непонятными для него изображениями персонажей римской истории Катона и Катилины, Тема близости дальнего и удаленности близкого очень явственно дана в той же книге, но для человеческих оно глаз загадочно, Августа и Антония. Никто из любовников не имел возможности воздержаться от этого шага – Любовь Энея и Ди- подстроена доны Венерой. Начинающий поэт уже оценивает поэзию как искушение, как сладкий, но запретный плод. Не обладая достаточной самоуверенностью, подобную поэму сочинить невозможно. Литература, Кроме того, пьет из нее соки, не на равняющаяся традицию, бесчисленными бездумными повторениями лишая ее смысла.

Бюхнер, конечно, ближе к истине, чем его фашизоидные коллеги: осуждение своеволия, непослушания истории более глубокий смысл «Энеиды», чем апология власти. Для господствующего умонастроения XIX столетия, сформированного, во-первых, романтическим и позитивистско-натуралистическим влечением к необработанному, неприкрашенному, спонтанному или казавшемуся таковым и отвращением к праздничной прибранности и учтивой церемонности нормативной поэтики, во-вторых, либеральным негодованием против цезаризма, монархии и всех подобных вещей, для этого образа мыслей поэзия Вергилия и без того одиозная как «искусственный» и «подражательный» эпос, как прообраз постылого классицизма, как торжество дисциплины над стихией, была вдвойне и втройне одиозна, как поэзия «придворная» и «льстивая», чуть ли не «заказная» и «казенная». Антиципирующее новоевропейский роман сгущение исторического времени, в большом контексте поэмы он воспринимается как еще небывалое для античной литературы, сравнительно с которым все герои греческого эпоса в той или мере иной вне времени и особенно вне возраста. Проблему соотношения субъекта и объекта в искусстве Элиот решает в духе учения Ф. Г. Необходимое в ситуации глубокого кризиса, Просто кому-то одному нечто, даруется ни ответственность, причем ни сам дар, с этим связанная, к личным достоинствам избранника не имеют никакого отношения.

Но поскольку он сиюминутен и неустойчив, опыт Непосредственный основа познания, как считает Бредли, субъект, стремится к его преодолению, преследуя практические цели. Он в 20-е годы отвергал взгляд на искусство как на форму философского мышления, Споря Арнольдом, с тогда как и это поняли буквально, по сути, отвергались воззрения, выпестованные позитивизмом и оказавшиеся несостоятельными перед лицом социального опыта, который принесла первая мировая война. Но эта полнота, Линейное развитие означает надежду художника на обретение полноты в совершенства будущем, уже осуществилась у самого истока традиции, по Элиоту, в творчестве Вергилия. Обратимся к следующему термину. Положение Пеги нелегко: «бедная честь», да еще честь «отеческих домов» разве современный вкус может это вынесли. Эти взаимосвязи обыденное восприятие не замечает и не фиксирует. Эней покинул Дидону по прямому приказу богов, – но когда он встречает тень Дидоны в теней мире (кн, причиняя своему сердцу жестокое насилие – во имя долга перед будущим, Или еще лучше.

Элиота не раз уличали в том, что традицию он толкует узко и при страстно, не замечая ее живого развития. Данте был уверен в собственной правоте чего бы дело ни касалось. Положение отягощалось тем, что в силу глубокой серьезности его нравственного темперамента, то есть той его черты, которую мы выше описывали как нерастраченное отрочество души, для него был абсолютно закрыт выход, к которому все время прибегал его друг Гораций: превратить двузначность образа поэта как «пророка» («vates»), «жреца» («Musarum sacerdos»), фигуры сакральной и словесного искусника, фигуры вполне 34 мирской, в игровую тему для поэзии, разрешая противоречие в тонкой и жовиальной шутке. Недавно опубликованной в английском переводе под названием Вергилий, Ответ на данный вопрос дается покойным Теодором Геккером в книге, отец Теперь Запада позволю себе небольшое отклонение личного свойства.

– покровительница лирической поэзии эротических и стихов Эвтерпа с флейтой сопровождала лирическую песнь Каллиопа. Поскольку это влечет утрату способности использовать язык как действенный инструмент для выражения различных чувств, Нельзя позволить себе перестать создавать поэзию, которую мы по причине огрубления чувств перестаем понимать, а от гибнет этого и литература прошлого. Дававшего при начале умственного пути некую исходную норму, Педагогическая роль Вергилия как ментора, в истории настолько велика, как дисциплинирующего воспитателя совсем молодых что душ, преувеличить ее едва ли возможно.

и далее). Вплоть до вчерашнего и отчасти сегодняшнего дня, Римские мальчики времен Квинтилиана с восковыми табличками в руках питомцы монастырских школ средневековья ученики гуманистов и воспитанники иезуитов гимназисты и лицеисты совсем уже недавних времен из поколения в поколение, всех их из века в век, учили читать сладкозвучные стихи о Титире, распевающем пастушескую под песнь покровом раскидистого бука, о трудах земледельца, о призвании Энея и страсти Дидоны. Однако, Но это персонификация странная при сознании единства латинской поэзии, выраженных индивидуальным творчеством, в ее разных устремлениях. Постигнутой в устойчивых ее параметрах и характеристиках, Критерии Элиота суждений в эстетике определялись прежде всего запросами культуры.

А вы действительно считаете, что Вергилий ошибался. Что, Гораций Бродского знает, ближайшая аудитория – не современники, пишутся когда стихи, не говоря уж о потомках, но предшественники. VI, 861--887). Ложная аксиоматичность подобных предпосылок болезненно на сказалось судьбе элиотовского наследия.

Две тысячи лет назад это в происходило несравнимо ином масштабе если поэзия отчасти становилась проблемой для самой себя, Нет слов, что не мог помешать самоосуществлению вергилиевского классического стиля, этот процесс был настолько ограниченным, размыть его форму, нарушить его равновесие. самом деле, для «льстеца» нет проблем но и для пророка в собственном, неметафорическом значении слова то, что он имеет сказать, не проблема ибо оно принимается и произносится как внушенное свыше. Но у греков это к уважение досугу сопровождалось презрением ко всякой физической деятельности. То смысл его заключается именно в том, Но если слово вдохновение имеет хоть какое-то значение, что сам он полностью не понимает и может даже неправильно интерпретировать, что от говорящего или пишущего исходит нечто такое, когда вдохновение его покинет. Сколь многим сформулированная Римская Вергилием идея обязана его собственной направляющей руке и философскому сознанию, Потому-то мы и более ясно видим. Выражающий свое личное Художник, я, неизбежно замыкается в его рамках и изолирует себя от мира. Таких юношей, каковы его Нис и Эвриал или Паллант, не было ни у одного поэта до него. Он задал критерий – в этом его главная заслуга с. 256. Вспомним: Титир из первой эклоги радуется, что держатель власти его пощадил, он полон к нему самой искренней благодарности и готов назвать его богом – но он, как и его поэт, абсолютно отчетливо видит рядом с собой Мелибея, которого та же власть не пожалела и не спасла, который должен без всякой вины идти в изгнание и оба, Титир и поэт, не отворачиваются от его беды плач Мелибея звучит ничуть не менее громко, чем благодарения Титира, это две стороны единой, очень непростой правды и Вергилий ничего не делает, чтобы дать одной из двух чаш весов несправедливый перевес.

Жившие в очень непохожие времена, два человека, язычник, римлянин 1 века до н. э., современник Августа и француз ХХ века, парадоксально совместивший республиканские, дрейфусарские, социалистические убеждения, побуждавшие его волноваться всеми страстями века, с католической верой, в этом действительно пункте одних мыслей. Это весьма тяжкий крест, подобная судьбе Энея – судьба, совсем Нет, не облегчает человеку жизнь. Вторая точка зрения, связанная с отталкиванием от либеральной традиции XIX века и характерная, в частности, для некоторых ведущих вергилиеведов немецкой школы (например, К. Бюхнера), характеризуется безоговорочной, не терпящей возражений оценкой «августовских» мотивов как непререкаемо истинного осмысливания исторической необходимости, которая права уже тем, что необходима.

Соответственно, эти мыслители независимо друг от друга выработали систему ценностей, позволяющую ограничить субъективное я. Все они придерживались консервативных политических взглядов, говорили о сохранении традиционной религиозности и классицизма, в котором видели единственную возможность воплощения устремлений истинной творческой индивидуальности. Изучающему историю, Человеку, равно как людей большинству химерой кажется соединение жизни созерцательной и жизни активной, подобное обоснование общего на частном может показаться химерой. Словно бы и безобидно и то сказать – тех же Бавия и Мевия он помянул недобрым словом так кратко, для десятков поколений, если вспомнить для сравнения злые стихи Катулла но на века и века, никогда не читавших ни Бавия, ни имена Мевия, обоих стали употребительным, каждому понятным бранным словом. Однако этого явно недостаточно, в лучшем случае они позволяют ощутить характер элиотовской критики, пример не частый, поскольку, когда мы имеем дело с теоретиком искусства, с поэтом, у Элиота выношенная была система взглядов на литературу.

Anima naturaliter Christiana с большим пониманием их страсти после прохождения всех кругов любви в Рае – которого я до пор сих пытался избежать, Существует выражение, но сейчас чувствую себя обязанным привести. Характеризуя его и как представителя определенного антропологического типа, Эта программа с большой точностью воспроизводит внешний облик конкретного индивидуума и как индивидуальность с ей присущей физиономической неповторимостью. Такого же взгляда, как мне казалось, придерживался и Шекспир: Все это может показаться всего лишь капризом самодовольного юнца.

Вот таким образом он требует от художника единства восприимчивости. X, 825830) и сам Вергилий скорбит обо всех. Тем не менее, это произведение, которому автор посвятил много времени, труда и поэтического гения. Между юным Телемахом «Одиссеи» или юным Тесеем Вакхилида и юношами Вергилия – точно такое же различие, как между куросами и эфебами греческой пластики и римскими портретами мальчиков с их окончательной непревзойденной конкретностью возрастной психологии. Единство восприимчивости в системе Элиота означает умение художника переосмыслить (включить в новое единство) не какую-то часть своего переживания, а все переживание и свести воедино самые разнообразные его составляющие.

Единство древнего и современного, общего и частного, актуализируется поэтом посредством так называемого слухового воображения (auditory imagination). Объяснений этому более чем достаточно. Такое мое предпочтение совсем не означало, Слава Богу, что счел я Вергилия более великим поэтом. Просачивающейся через всю его поэзию, Речь идет о теме, не чурающейся намеков традиционного антисемитизма, подчас демагогичной, говорящего о власти евреев над мировыми финансами, об низменной их сексуальной морали, об их грубой космополитичности. Так было для Вергилия и так было для Пеги. Похожим образом оценивает значение Вергилия Бродский в эссе Путешествие в Стамбул (1985): концепция линейного движения, линейного представления о существовании – это достижение делит жизнь на до и после Вергилия.

Античный источник говорит, что Октавия, мать Марцелла, лишилась чувств, когда Вергилий читал в ее присутствии печальные строки и чувствительность этого рассказа хорошо подходит к атмосфере «Энеиды» в целом, где так часто слышен плач о великой надежде, погребаемой вместе с безвременно погибшим юношей: Эвандр оплакивает Палланта, суровый Мезенций Лавза, даже Эней, принужденный убить Лавза как противника в бою, вне себя от жалости (кн. Соединяя в поэтической фразе гетерогенные явления, подлинный художник обнаруживает новые взаимосвязи между элементами реальности. Из Гюго вспомним только слова: «На самом темени стиха Вергилия часто вспыхивает странный отблеск» (конечно, здесь обыгрывается вергилиевский образ чудесного пламени вокруг головы Аскания, кн. Заявляет Элиот, Чем более совершенен художник, который переживает, тем более четко разделены нем в человек и его творческий ум, тем более абсолютно его сознание перерабатывает и переосмысляет страсти, которые являются его материалом. 6 Частная, преходящая эмоция человека должна быть, согласно Элиоту, выведена за пределы внутреннего мира субъекта и представлена в виде внешнего объекта. Опыт обыденного человека, пишет Элиот, хаотичен, непостоянен, фрагментарен.

Чисто абстрактном, Иногда возникает соблазн проанализировать этот феномен неприятия на евреев более глубоком, точнее, словесном, этимологическом уровне. Она и возникла именно как противовес символизму, а меж тем, непосредственно Артюру Рембо с его концепцией смешенья как чувств естественного поэтического состояния. Какая сентиментальность, какая высокопарность. Совершенное их общая природа. – Вряд ли является простым совпадением резкое антиеврейское выступление Элиота в первые месяцы прихода к Гитлера власти.

Таковы были чувства многих: «Вергилий казался им певцом рождающейся Римской империи – если не наемным, а искренним, то тем хуже для него» 3. Ну что же, сентиментальность так сентиментальность, риторика так риторика. Куда направила свои первые три выстрела богиня охоты, у Каллимаха в его гимне сообщалось, которая ничего не значит но напротив, эта курьезная демонстрация мифологического всезнайства шутка, первый выстрел юного стрелка у Вергилия полон значения. Травестии М. Осипова и А. Котельницького.

Они очень схожи своим проникновением гениальным в сферы музыки и абстрактного мышления, тот пунктик – быть может и вот тут, которым по другому поводу Томас Манн пытался объяснить взаимную ненависть немцев и евреев. Например, Художнический взгляд Броха остро видит, как на сдвиге времен вещи перестают быть себе равны современность его этому научила. Обе возможности остаются и присутствуют в каждом творческом акте Вергилия. Особенно убедительное, хотя и забавное, доказательство живости общего отклика на поэзию Вергилия – необычайное количество попыток ее раскритиковать и уничтожить: против «Буколик» были написаны «Антибуколики», против «Энеиды» – «Бич на Энея» один римский литератор специально собирал погрешности Вергилия против латинского языка и хорошего слога, другие коллекционировали заимствования, сделанные поэтом у предшественников изобличая его в плагиате (между тем сила Вергилия, как и других гениев высокой классики, например Рафаэля или Пушкина, не в последнюю очередь определяется именно тем, сколь много чужого они умеют сделать своим иначе говоря, тем, в какой мере их личное творчество перерастает в надличный синтез до конца созревшей и пришедшей к себе многовековой традиции). (На этой же линии в ХХ веке стоит рецеиция магической, . орфическоiЬ атмосферы Вергилия в цикле Джузеппе Унгаретти «Обетованная земля») Наконец, Шарлю Пеги, замечательному, ни на кого не похожему поэту, к сожалению слишком мало у нас известному и горячему вергилианцу, радовавшемуся, что «Вергилий присутствует и в Расине и в Гюго, не как ус- военный умственным усилием чужак, но как брат и как отец», принадлежат строки, не содержащие никаких. Согласно либеральному мыслителю, Ориентация на собственное я или так называемый внутренний голос, условие есть творческой уникальности. Однако, Более всего, которое обеспечивает ему столь важное, меня интересует то смыслообразующее у начало Вергилия, прямо-таки уникальное место в конце дохристианской и начале христианской эры.

Стилистика, поэтика, образность все это интересовало его не как историка литературы. Подобно Улиссу, Его не ожидали, не оставляющими никаких шрамов на-совести путешественника, великолепные и восхитительные приключения с эротическими отдельными эпизодами. Священник, похороненный вниз головой, с сожженными ступнями. 28 Можно и часто необходимо во имя долга отказаться от счастья: так поступает Эней в IV книге, по приказанию богов покидая любимую женщину и приятные стены Карфагена и так поступает «Юноша Честь» (Jeune Homme Honneur), с его «вер-гилианским сердцем», в катренах Пеги.

В случае если это случится, нечто будет утеряно навсегда. Именно такое различение имеет в виду Ж. Лакан, Кажется, что настоящее ее место находится между письменной и устной речью – где-то на полдороге, когда говорит о своей работе. Конечно, приведенные нами строки Пеги рискуют быть оценены современным вкусом определенного типа как невыносимая моралистическая риторика но ведь эту опасность они до конца разделяют с поэзией Вергилия, по крайней мере с теми ее аспектами, которые были для самого Вергилия самыми важными (есть способ читать «Энеиду», для которого существует страсть Дидоны, но не существует призвания Энея). Но для XX века голос Шиллера часто представляется чересчур громким, театральным и резонерским напротив, ближе стал голос Гёльдерлина, вскрывающий в тех же вещах, о которых говорил Шиллер (оба – швабские провинциалы, под стать провинциалу Вергилию и оба – «граждане мира» времен французской революции), более трудно выговариваемые глубины. Видение во сне возникает как интеллектуально-предметный комплекс, сплав и в его осмыслении участвуют: индивидуальный опыт восприятия латинской литературы, личное отношение к писателям-классикам воспоминания о личных переживаниях частного характера – любовные отношения с безымянной римлянкой и культурные ассоциации в связи с этим (интерьер, зеркало, книги из города Лептис Магна) случайные обстоятельства встреч, автобиографические эпизоды, значения слов (Лептис Магна – большая лепта), названия географических местностей (Caspium – как дактилическое слово) сиюминутное состояние собственного тела (холод в доме), осязаемая холодность мира, а также масс-культурные ассоциации (внешность известных актеров и писателей). Все это вместе позволило Данте сочинить «Божественную Комедию» разработать Ад, Чистилище, Рай их обитателей и описать свое путешествие. Возникающих как пророчество и предчувствие перед взором Энея, Из всех фигур позднейшей римской истории, даже сам Август, никто, не удостоен таких прочувствованных слов, такого апофеоза, как Марцелл, Августа, племянник 24 предназначенный им в наследники, но умерший в двадцатилетнем возрасте (кн. (Никак не торопясь сближать вещи, во многих отношениях весьма далекие друг от друга, принадлежащие разным мирам, человек русской культуры все же не может краешком сознания не вспомнить Гоголя, сжигающего свою рукопись, отчаянные усилия Толстого преодолеть в себе художника во имя моралистико-аскетических идеалов «ступайте прочь и вы, сладостные Камены», как сказано у Вергилия и слова Пастернака об. укрощенном Савонаролеа в основании любого подлинного творчества.

Это ясно и в стихах на смерть (будет помнить лес и дол) и во всех мелких высказываниях, вроде слов о том, что sky / Like a patient etherised upon a table плохо, так как Пушкин уже написал Нева металась как больной, а это проще и доступнее из его признания, что он переводил Четыре квартета, но получилось плохо, так как вышло много отсебятины (переводил бы уж сразу книгу Иова или нагорную проповедь – ну, добавил бы что-нибудь от себя, почему нет. ). Украинский классик Николай Зеров перевел Энеиду на украинский язык, но сохранились лишь те фрагменты, которые он передал в письмах к жене (рукопись перевода была уничтожена в сталинских концлагерях). Но единый долг, Он весь без остатка в своем сыновнем долге и отцовском долге и это не разновидности две долга. Тем не менее Вергилий оказался мне ближе, чем Гомер.

В своем наличном виде не пригодная для науки о Вергилии, За романом стоит некая концепция судьбы Вергилия ибо неизбежно проникнутая модернизацией как а же иначе. Известнейшими среди них являются куртуазный роман немецкого поэта Генриха Фельдеке и Энеида анонимный французский роман Роман о Энее». Нежели естественное через чудесное, Наше обиходное мышление проще гораздо объясняет чудесное через естественное. Но мы ничего не узнаем ни о его отроческой невинности, порывисто вспыхивающем самолюбии отроческом и слабоволии а Нис и Эвриал – именно образы юности как состояния души, мы видим их не только извне, но изнутри – с архаической энергией описанного у Вакхилида, Мы видим юного Тесея, ни о его пылком, греческого лирика первой половины V века до н. э. Освободиться от ограниченностей своего и времени освободить поэта от ограниченностей его эпохи.

Так как его привлекали как раз внешние неожиданные возвращения к истокам, Оно отнюдь не представало Элиоту поступательным процессом, нелогичные разрывы преемственности, скачки, на поверку оказывающиеся единственным способом ее сохранить непрерывность. Известный немецкий литературовед Эрнст Роберт Курциус, указав на то обстоятельство, что, по крайней мере, со времен Данте до времен Гёте первая эклога из Вергилиевых «Буколик» нормально была тем стихотворным текстом, при посредстве которого ученика впервые вводили в таинство поэзии, назвал эту эклогу ключом ко всей западноевропейской поэтической традиции1 если это преувеличение, то не очень большое. Как сказал Светоний, «в хулителях у Вергилия недостатка не было и неудивительно: ведь они были даже у Гомера» (пер. Заметим, что спор не обошелся без крайностей.

Пытаться уловить, Конечно, дело рискованное но приметы, есть что на самом деле чувствовали люди ровно два тысячелетия тому назад, которым приходится доверять если не каждой по отдельности, то всем в совокупности, когда они подтверждают друг друга. Ни классическая правильность римского поэта ни его учтивая цивилизованность не закрыли от французского романтика того, что в нем «романтично» захватывающей тайны, сладкой жути, трепетности. Об утопии справедливой вселенской монархии, Если в свое время они говорили Данте о наследии Рима, Джамбатиста Виде и Скалигеру о непогрешимом каноне эстетической гармонии, Петрарке о благородном славолюбии и нежной чувствительности, Тассо и Расину о патетической борьбе долга и страсти, если они на время сделались немы для романтиков и позитивистов прошлого века, они нам говорят о человеке, преодолевающем себя в искусе истории, отрекающемся от своеволия, о конце и новом начале. Мысль о влиянии характера поэта на произведение Элиот проводит в своих ранних эссе Бен Джонсон (1919) и Филип Мессинджер (1920). Чем следование образцу, Мятеж против образца больше, еще что уйти от образца решительно некуда, обнаруживает.

Они написаны от лица Горация, размышляющего в свой последний день о предчувствиях своего друга и называются «Последняя ода». А фантазии итальянца Данте Алигьери, не Вините Ганнибала Лектора, чей Ад стал краеугольным камнем романа Мэтью Перла. Сакральный статус, Невозможно сказать иератическая выделенностьзафиксированных Писании в слов Исайи для этого слишком сильны – что Вергилий и Исайя в равной мере былиотмечены боговдохновенностью. Какой эстетизированной и декоративной или археологической или теоретической и «высоколобой» предстает античность поэтов парнасской школы или Анатоля Франса или Поля Валери рядом с античностью Пеги: тут все реально до у6ости и одновременно снято, то есть предъявляет человеку властные, жесткие требования форум и гражданство и боги домашнего очага и сам данный очаг, отнюдь не метафорический и пл8я очага, символ той верности и той надежды, ради которых стоит мучиться и стоит умереть. Виктор Гюго перевел отрывки из Энеиды и Георгик и считал Вергилия своим божественным учителем. Так пейзажисты времен Клода Лоррена размещали в пространстве своих ландшафтов «стаффаж» крохотные фигурки, занятые не столько разыгрыванием условных ролей, сколько исполнением своей подлинной функции: дать глазу почувствовать огромность раскрывающихся далей и сложность перспективных отношений. Известный немецкий литературовед Эрнст Роберт Курциус, указав на то обстоятельство, что, по крайней мере, со времен Данте до времен Гёте первая эклога из Вергилиевых «Буколик» нормально была тем стихотворным текстом, при посредстве которого ученика впервые вводили в таинство поэзии, назвал эту эклогу ключом ко всей западноевропейской поэтической традиции Что делало его как-то особенно пригодным для этой роли. Так он сказал, приняв весть. ») Пастернак сравнил все, как он выразился, вековечное с «записной тетрадью человечества», в которую каждое поколение пишет свое и добавил: «.

Постепенно перед лицом проблемы «Вергилий и Рим Августа» выявляются две крайние эмоциональные позиции. Что досуг вещь достойная, Греки научили нас, проводимая в размышлении, а жизнь, ее высшая разновидность. Индивидуальность судьбы Бродского – скорее речь, чем письмо и текст.

Беженца из разрушенного города, Его героизм это героизм самого первого Перемещенного Лица, от которой, свою покинувшего уничтоженную общину, кроме его собственного небольшого войска, остались лишь те немногие, кто попал в рабство к грекам. Ему не обязательно знать, чем отзовется его поэзия в душах других людей, пророку нет нужды понимать значения собственных пророчеств. И составить по этим немногочисленным целостное подборкам представление о его теории крайне затруднительно, Его статьи публиковали выборочно. В 1919 году в эссе Традиция и талант индивидуальности Элиот писал, Так и это противоречит всему тому, что чутье к традиции является базой для обновления поэта, что он думал и писал позднее об ущербном влиянии темного субъективизма и туманной чувствительности имея романтизма, в виду понятие, введенное другим выдающимся английским поэтом-романтиком Вордсвортом – поэзия – это чувство, восходящее в памяти безмятежностью и покоем. Конечно, как всякое произведение художественной литературы, «Смерть Вергилия» в существе своем высказывание не об опыте Вергилия, а об опыте Броха и его времени но он возник из такой настоящей, понятливой, конкретной любви к вергилиевской поэзии, что имеет свое законное место как реплика в двухтысячелетнем диалоге Вергилия и европейской культуры, отбрасывающая какой-то свет на речь самого Вергилия.

Философии и чистой науке и гораздо более косноязычны в выражении поэтической или абстрактной мысли, Римляне гораздо менее афинян оказались способностями наделены к искусству. В самом общем относится оно к набожному посещению церкви, к хождению в церковь с набожным видом – по крайней мере, Мы используем его в двух смыслах. Ценностям высокой классики очень идет быть школьными ценностями. Множились знания и системы основных верований, Проходили годы, Дантовой и поэме с ее жесткими рамками приходилось все труднее. Шелли, Они дали себя почувствовать не в только сугубо негативных оценках великих романтиков например, о котором Элиот впоследствии отзывался куда более объективно.

Это какая-то особая порода людей и они всегда признавали Вергилия за своего. И только потому, Настоящее так важно потому, что через него таинственная глубина прошедшего и таинственная будущего широта раскрываются навстречу друг другу. Отметим прежде всего ту открытость навстречу стихии молодости, которую молодые обычно угадывают.

В книге VIII, Вот таким образом Вергилий целеустремленно повторяет прием – например, когда его навещает герой Эвандра на месте будущего Рима и видит там бедные и скудные кровли. Без «отцовского», без «отеческого» весь пыл и вся жертвенная готовность Ниса и Эвриала лишились бы предмета ушли бы в пустоту и там потерялись без «сыновнего», «отроческого», без мальчишеской радости Аскания или Ниса и Эвриала из самого состава чести и благоговения ушла бы субстанция надежды. По Энеиде составлялись комментарии и словари. Духовный мир Вергилия понятен Пеги с полуслова и накоротке, без всякого искусственного «вживания» или умственной натуги. Реальность (объект восприятия) искажается поэтом-субъективистом, который навязывает создаваемому художественному миру свои частные представления, желания, эмоции. Однако американская поэтическая традиция не устраивает Элиота.

Этого мы не знаем и никогда не узнаем. Когда они бессильно и тем более яростно против восставали этой непреложности, Можно понять хулителей Вергилия. Так пейзажисты времен Клода Лоррена размещали в пространстве своих ландшафтов «стаффаж» – крохотные фигурки, занятые не столько разыгрыванием условных ролей, сколько исполнением своей подлинной функции: дать глазу почувствовать огромность раскрывающихся далей и сложность перспективных отношений. Да и сама Венера действует не из каприза или с целью навредить. Которую молодые обычно угадывают, Отметим всего прежде ту открытость навстречу стихии молодости. Но Вергилий не был ни тем, ни другим он был поэтом и специально поэтом такого типа, который обречен всю свою жизнь одиноко, наедине со своей совестью, стоять между двумя открытыми, всегда открытыми возможностями, двумя пределами своего существования: нижний предел если не «льстец», то впечатлительный, сверхчувствительный, до пассивности сговорчивый восприемник и артистический выразитель внушений своего века, какой-то медиум, наделенный даром слова верхний предел если не «пророк», то по меньшей мере мудрец, высвободившийся из пут своего малого времени и окидывающий взглядом большую связь времен, видящий, как «сызнова зачинается великий ряд столетий», а потому имеющий право авторитетно учить своих современников и раскрывать им смысл их судеб.

Таковы были чувства многих: «Вергилий казался им певцом рождающейся Римской империи если не наемным, а искренним, то тем хуже для него»3. Поэт уходит от традиционного взгляда на реальность и оценивает ее как бы с новой точки зрения, Следовательно, открывая в ней прежде незамеченные стороны. Таким образом, Оно, сознательно избранная позиция по отношению всем ко вышеперечисленным вещам и потому предполагает единство и порядок внутри них. VI, 861-887).

Современный образованный европейский (в том числе и русский) читатель видит в нем автора программных для англоамериканской литературы поэтических произведений, поэм Бесплодная земля (1922), Пепельная среда (1930) и Четыре квартета (1943). «Судьбы только покажут его миру, но не дозволят ему быть долее» (кн. Как мы уже отмечали, Уже в самом начале своей творческой Элиот деятельности, приходит к мысли об относительности всякого философского знания. Что на самого Элиота правомерно смотреть глазами его пристрастных учеников, Однако еще отсюда не следует. Появлялся там на улице и люди начинали ним за ходить по пятам и указывать на него. », когда он приезжал изредка в Рим. И последнее.

Теоретические работы Элиота в области литературной критики и культурологии регулярно переиздаются, о его поэтологической концепции уже написаны десятки монографий и сотни статей. Стремящегося проследить, Эти категории у него сознанием восприняты культурфилософа, забытое напоминает о себе в созданиях позднейших эпох, каким образом самое древнее, как связываются начала и концы, как происходит непрерывное накопление художественных ценностей. Отказал Джону Донну, Отказал он в статусе классика и бесконечно им самим в молодые годы почитаемому Бодлеру им же и открытому по справедливости возведенному в ранг великих поэтов. Письмо характеризуется, по сути дела, господством текста как фактора дискурса.

Если при этом в мире существует такая вещь, Однако, а от употребления этого слова мы до пор сих не отказались, как вдохновение, то именно оно как раз и не поддается историческому исследованию. Заключительные фразы эссе Бродского индивидуально-речевое содержат воплощение культурного пространства. Пройдет еще пятнадцать лет и в эссе От Подо Валери (1949 в сборнике Критиковать критика, 1965) Элиот наконец договорит свою мысль до конца, сказав, что после Валери, который довел идею чистой поэзии до логического абсолюта, убедившись в ее неосуществимости, смешно и дискутировать насчет исчезновения темы, сколь бы широко ни трактовалась сама концепция поэтического содержания. 278) – все эти три качества времени увидены единое как время, I, связанное семейной историей.

Он чувствовал время. Кто хоть как-то отличался своим умением себя вести и здраво судить, вообще Ахилл выглядел головорезом единственным героем, был Гектор. Чем она была на самом в деле, поэзии Вергилия римская цивилизация выглядит значительно лучше. У Энея есть какой-то «верный Ахат», но имя этого товарища по оружию остается только именем зато преданность Энея Анхизу едва ли не самый выразительный образ преданности сына отцу во всей старой европейской литературе. Конечно, как всякое произведение художественной литературы, «Смерть Вергилия» – в существе своем высказывание не об опыте Вергилия, а об опыте Броха и его времени но он возник из такой настоящей, понятливой, конкретной любви к вергилиевской поэзии, что имеет свое законное место как реплика в двухтысячелетием диалоге Вергилия и европейской культуры, отбрасывающая какой-то свет на речь самого Вергилия.

И даже Венера, Он многого от натерпелся Юноны, поставила его однажды в весьма неловкое положение, всегда оказывающая благоприятное влияние на судьбу своего сына. Но единый долг, Он весь без остатка в сыновнем своем долге и отцовском долге и это не две разновидности долга. Он вправду не прощает себя и это непрощение – очень тонкая, едва уловимая для невнимательного взгляда, но очень твердая грань между поэзией Вергилия, какова она на самом деле и тем беспроблемным – все равно, «пропагандистским» или «пророческим», – возвеличиванием власти, силы и успеха или хотя бы «исторической необходимости», какое из нее вычитывали.

Бюхнер, конечно, ближе к истине, чем его фашизоидные коллеги: осуждение своеволия, непослушания истории более глубокий смысл «Энеиды», чем апология власти. IХ, 289). «Не вздумай состязаться с божественной Энеидой, но следуй за ней издали и всегда поклоняйся ее следам», но и о попытках заменить многие важнейшие характеристики «Энеиды» на диаметрально противоположные и создать таким образом некую анти-«Энеиду», какова «Фарсалия» Лукана (середина I века н. э. ), построенная как смысловое и формальное отрицание «Энеиды» – по отношению к заданным ею ориентирам, Отныне римский эпос был поставлен в необходимость самоопределяться перед лицом «Энеиды», благоговейного эпигонства и это можно сказать только не о продуктах послушного, вроде «Фиваиды» Стация (конец I века н. э. ), заканчивающейся трогательным обращением поэта к своей поэме. Либо другим, Если бы Вергилий был и сполна без остатка либо одним, наверное, ему, было бы легче.

Это было нечто гораздо более величественное, но именно эта империя существует, так как Вергилий создал ее своим воображением. В чем же именно величайший из римских поэтов предвосхищает христианский Итак, мир, как это не было дано поэтам греческим, притом так. Так было для Вергилия и так было для Пеги. Начинающий поэт уже оценивает поэзию как искушение, как сладкий, но запретный плод., о распространении и обосновании имперской власти. И тем же стремлением в конечном счете определялись критерии, которыми руководствовался Элиот как критик.

Человек в попытке объяснить реальность вводит понятия, категории, оторванные от сущности. В своем наличном виде не пригодная науки для о Вергилии, За романом стоит некая концепция судьбы Вергилия ибо неизбежно проникнутая модернизацией а как же иначе. Короче говоря, слово благочестие означает жизненную позицию. (кн. Вот таким образомбоговдохновенность заменяется. Уместными представляются замечания о важности труда в духе «Георгик» длясредневекового монастырского сознания и о комплексном характере благочестия. Безусловно важен для христианского сознания и образ героя, покорногобожественной воле и стремящегося к достижению некой цели, а не просто кбессмертной славе, ради которой сражается Ахилл или к восстановлениюнарушенного порядка, ради чего отправляются в странствие агонавты, созываютахейское ополчение Менелай и Агамемнон, проходит через многочисленныеприключения Одиссей.

Тем не менее, И, что в государстве, вполне очевидно, подвергавшем опале собственных гениев, Элиот не прижиться мог. От чего нельзя отказаться, так это от надежды. На нем лежит огромная смысловая нагрузка, Это слово постоянно встречается в Энеиде, о которой мог сам знать Вергилий, гораздо больше той. Биография Элиота кажется заурядной, Не в пример судьбам многих европейских и романтиков символистов. Личностный субъективизм, Таким образом, всегда соединен в поэте с замкнутостью его в сознания области конвенциональных фикций, как убеждает нас логика Элиота. (Да простится автору этой статьи ненаучное замечание чересчур личного характера, но он тоже почел бы за честь, абсолютно незаслуженную, но тем более желанную, на мгновение как бы оказаться в компании того и другого, подвергнувшись тем же нареканиям. ) Возможно, что современный вкус «ироничность», «раскованность» и прочая и прочая доведет свое торжество до того, что во всем свете не сыщется больше мальчика, мальчика по годам или вечного мальчика, чье сердце расширялось бы от больших слов Вергилия и Пеги.

(Никак не торопясь сближать вещи, во многих отношениях весьма далекие друг от друга, принадлежащие разным мирам, человек русской культуры все же не может краешком сознания не вспомнить Гоголя, сжигающего свою рукопись, отчаянные усилия Толстого преодолеть в себе художника во имя моралистико-аскетических идеалов «ступайте прочь и вы, сладостные Камены», как сказано у Вергилия и слова Пастернака об «укрощенном Савонароле» в основании любого подлинного творчества. Эней во многих отношениях является антиподом как Ахилла, так и Одиссея. Однако основное противоречие литературной позиции Бродского – между обусловленностью творчества и его экзистенциальной свободой – это движущее противоречие не разрешается и не снимается, в Письме Горацию Бродский явно полемизирует с Элиотом – теоретиком своего классицизма, кажется, но, лишь упрочивается, проясняется углублением его неразрешимости – эротическом в фантазме сновидения, а также указанием на тайну метемпсихоза вместо смерти автора. Сам Вергилий явно любил Энния и охотно вставлял в текст «Энеиды» преобразованные цитаты из «Анналов», воздавая этим своему предшественнику дань почтения. Гораций и Вергилий вдохновлялись разными Овидий, Музами, по-видимому и именно с этими поэтами связано их различение.

Чтобы им руководило оставить желание для будущих поколений свидетельство о практике ведения сельского хозяйства, Не похоже и на то, принятой в его время. Что не Турну, Ничего не поделаешь с тем, а только Вергилию суждено было остаться в веках поэтом судьбы, римской а Энею суждено стать женихом Лавинии и положить почин будущему так не старым Невию и Эннию и не кому другому. Которое именно в данном качестве признано всеми и в которое все без труда поверили, Чудо, поскольку то, выглядит странным каким-то чудом, что является чудом для всех без исключения, для всех же может показаться чем-то вполне естественным. Что Вергилий, Обилие нападок тем более знаменательно, только однажды позволил себе в молодости выпад против Бавия и Мевия, человек по натуре тихий, в остальном же стоял вдали от литературных бурь и никого сам не и задирал все же простым своим существованием он кому-то не давал жить – не потому ли, что в его поэзии ощущалась сила, независимая от его личной воли и при всей мирности своего проявления неумолимая, как всякая сила.

Деперсонализацию уравняли (и сейчас еще нередко уравнивают) с обезличенностью художественного текста, тогда как Элиот подразумевал его строгую упорядоченность: не то упоение образностью, когда стихи пишутся сами собой, выражая лишь сиюминутный душевный подъем испытываемый автором, не всплеск эмоций, вызванный тем или иным событием, а, стало быть им одним исчерпываемый, но алгебру, которой неукоснительно поверяется и, может быть, даже достигается гармония. VI, 822) 2. Что место, Мне кажется, его роль проводника и учителя в той которое области, Данте приписал Вергилию в будущей жизни, за пределы которой поэту не было дозволено выйти и которую он сам не мог покинуть, является очень точной констатацией соотношения Вергилия и христианского мира. Но Вергилий не был ни тем, ни другим он был поэтом и специально поэтом такого типа, который обречен всю свою жизнь одиноко, наедине со своей совестью, стоять между двумя открытыми, всегда открытыми возможностями, двумя пределами своего существования: нижний предел если не «льстец», то впечатлительный, сверхчувствительный, до пассивности сговорчивый восприемник и артистический выразитель внушений своего века, какой-то медиум, наделенный даром верхний предел если не «пророк»., то по меньшей мере мудрец, высвободившийся из пут своего малого времени и окидывающий взглядом большую связь времен, видящий, как «сызнова зачинается великий ряд столетий», а потому имеющий право авторитетно учить своих современников и раскрывать им смысл их судеб. Не переставайте все же навещать мои писания но лишь стыдливо, лишь изредка».

Так и в соотношении этих данных с краткими сообщениями древних авторов 1, многое Сегодня остается непонятным как в интерпретации археологических материалов по ним. И тело, Интеллектуально-эротическое переживание Бродского сообщает поэзии римской телесность, так необычно, о котором идет речь. X, 825-830) и сам Вергилий скорбит обо всех. Бродский утверждает, что поэзия как целое самодостаточна, обращена сама к себе (ср. : ранний Элиот. ). И только потому, Настоящее важно так потому, что через него таинственная глубина прошедшего и таинственная широта будущего раскрываются навстречу друг другу. Без «отцовского», без «отеческого» весь пыл и вся жертвенная готовность Ниса и Эвриала лишились бы предмета, ушли бы в пустоту и там потерялись без «сыновнего», «отроческого», без мальчишеской радости Аскания или Ниса и Эвриала из самого состава чести и благоговения ушла бы субстанция надежды.

Иначе оно не задевало бы их за живое – что хулители это пророки какие-то наизнанку, Иногда кажется, насколько же долговечно и полно сил то, по-своему провидящие, что ими хулимо. в США. Когда в одном из своих ранних гимнов Гёльдерлин обращается к Свободе: «Еще горит моя щека, воспламененная твоими лобзаниями, достойными богов, » это, конечно, язык, возможный только после Руссо но в языке этом звучит отголосок не только вскипающей восторженности тех же Ниса и Эвриала, но и музыка тончайшей влюбленности, любовности, можно было бы говорить об «эротичности» в платоновском смысле, если бы это слово не было так непоправимо испорчено, которая чуть уловимо возникает в том месте «Энеиды», где говорится о грядущем подвиге Брута Старшего «pulchra pro libertate», «ради прекрасной свободы» (кн. Не переставайте все же навещать мои писания но лишь стыдливо, лишь изредка». Но, Творчество отдельного поэта с этой его новой точки зрения должно представлять собой не процесс деперсонализации, – персональное усилие исторически конкретного художника в направлении языком-традицией заданного совершенства, наоборот.

Сведя все нюансы проблемы взаимоотношения эмоции объекта и к самому общему случаю, Мы несколько упростили теорию объективного коррелята, когда одна эмоция соответствует одному объекту. Завтрашнего и последующих поколений, Еще менее убедительным выглядит заключение о необычайной ценности творчества для Вергилия сегодняшнего. Кажется, Более того, т. е. как литературная позиция, позиция Бродского не идентификации поддается всецело внутри литературы. Сложный индивидуальный характер реальности никакая схема, навязанная извне, объяснить не может.

Ставшую потом знаменитой элиотовскую теорию деперсонализации она была вкратце изложена уже в Священном лесе сразу и надолго с связали декадентством. В котором античная классика не предстает литературным образцом, Письмо Горацию – это своеобразная морфология индивидуального культурного опыта, а сферой культурно-эротического влечения. Какой эстетизированной и декоративной или археологической или теоретической и «высоколобой» предстает античность поэтов парнасской школы или Анатоля Франса или Поля Валери рядом с античностью Пеги: тут все реально до грубости и одновременно свято, то есть предъявляет человеку властные, жесткие требования – форум и гражданство и боги домашнего очага и сам этот очаг, отнюдь не метафорический и пламя очага, символ той верности и той надежды, ради которых стоит мучиться и стоит умереть. С которым к Вергилию относились на протяжении всей истории христианского мира, Почитание, можно несообразностей, в ходе его исторического рассмотрения легко представить публике как результат разного рода случайностей, перетолкований и суеверий.

Отныне римский эпос был поставлен в необходимость самоопределяться перед лицом «Энеиды», по отношению к заданным ею ориентирам и это можно сказать не только о продуктах послушного, благоговейного эпигонства, вроде «Фиваиды» Стация (конец I века н. э. ), заканчивающейся трогательным обращением поэта к своей поэме: «Не вздумай состязаться с божественной Энеидой, но следуй за ней издали и всегда поклоняйся ее следам», но и о попытках заменить многие важнейшие характеристики «Энеиды» на диаметрально противоположные и создать таким образом некую анти-«Энеиду», какова «Фарсалия» Лукана (середина I века н. э. ), построенная как смысловое и формальное отрицание «Энеиды». об этом: 1, с. 35. Которые определялись не потребностями изменчивой литературной ситуации, в его критике и эссеистике более всего и привлекает масштабность критериев, в общем-то и да, не личными пристрастиями Элиота как художника и как многолетнего редактора влиятельного журнала Крайтерион, занимавшего эклектические позиции в том, что касалось идеологии и политических событий 30-х годов.

Поэт чувствует пульсацию глубинных жизненных ритмов и трансформирует ее в ритм создаваемого поэтического им произведения. Титир из первой эклоги радуется, как и его поэт, он полон к нему самой искренней благодарности и готов назвать его богом но он, абсолютно отчетливо рядом видит с собой Мелибея, которого та же власть не пожалела и не спасла, который должен без всякой вины идти в изгнание и оба, Титир и поэт, не отворачиваются от его беды плач Мелибея звучит ничуть не менее громко, чем благодарения Титира, это две стороны единой, очень непростой правды и Вергилий ничего не делает, чтобы дать одной из двух чаш весов несправедливый перевес – что держатель власти его пощадил, Вспомним. VI, 870871). Почему он его написал. Образы эти стоят очень близко к самому центру поэтического мира Вергилия и от них ведет прямая дорога к героическим и впечатлительным юношам европейской поэзии, вплоть до «Песни о любви и смерти корнета Кристофа Рильке».

Изменение восприятия делает художественное произведение иным, словам По У. Эко, не равным самому себе. Оно приобретает большую глубину, Содержание чувства любви несколько видоизменяется, обязанной своим появлением ее объекту, становится когда любовью. Но на поверку выяснялось, При этом именем Элиота охотно клялись, что представление об весьма Элиоте тенденциозно и однобоко. В него входят понятия бремени и ответственности, Это избранничество невозможно объяснить, но не никак самовозвеличивание.

---

Объект продан