Неопасная сама по роковым себе образом положила начало туберкулезному процессу, Рана, который и свел беднягу в могилу несколько лет спустя. Но на следующее утро он отправился в музей Прадо и первые же залы Эль Греко, Тициан, Гойя вытеснили из памяти все огорчения. Пытались вообразить, как пошли бы дела на Кубе уж наверное успешней, чем теперь. Усаживает мальчика рядом с собой и везет его прямехонько к сеньору Инохосе да, Велит генерал мой подать карету, к военному министру, да.
Ледяной туман, а главное, узкие оконные щели, неузнаваемая речь, которая раздавалась кругом, заставляя его стыдиться своего мексиканского произношения – пронзительный запах рыбы, Каким чужим показалось ему тогда все этой на земле. Говаривал года четыре спустя дон Диего, Феликс Кривин Ведь как вот бывает, где потеряешь, не знаешь действительно, а где найдешь. Под руководством скульптора молодые люди принялись делать им знаки по всем правилам любовной азбуки «чулос» мадридских франтов. Лет триста назад здесь по приговору инквизиции сжигали еретиков на кострах. На Аламеде, если б верховный руководитель революции Хосе Марти не погиб в одной из первых же стычек больше года тому назад Как раз здесь, когда тот в последний раз приезжал в Мексику большелобый, отцу посчастливилось увидеть Хосе Марти, со впалыми щеками и темными пышными усами, шел он, задумавшись, по аллее и, повстречавшись глазами с восхищенным взглядом дона Диего, учтиво приподнял над головой котелок. Цветные Но судьба его была уже решена сложенная вчетверо, По ночам тревожили его сны бессмысленные, дожидалась она своего часа отцовском в бумажнике. «Видали дурака. » и каждыйкто попало Спешил что послушать, он дурак – как Веселый этот малый Твердит, Смеялосьнаселение. Быть любимцем сеньора Чичарро оказалось утомительно, но интересно.
И, как работник лучший, А нешалтай-болтай Продвинут был по службе Веселый попугай. Которые Диего согласно уставу стипендии должен регулярно был отправлять дону Теодоро, Маэстро собственноручно отбирал те этюды, губернатору Веракруса. А через полгода занятий Чичарро послал губернатору формальное и свидетельство об успехах его. Что, Напрасно мать словно невзначай заговаривала о том или, одаренных подростков принимают в вечерние классы при Академии изящных искусств, как обычно ее школы называли, Сан-Карлос.
Смеялосьнаселение: «Видали дурака. » И каждыйкто попало Спешил послушать, как Веселый этот малый Твердит, что он дурак. Ведь это же нахальство – Невозмутимо так Под носом у начальства Твердить, что ты дурак. Он был со всеми в дружбе И сам себене враг. Привожу сына, Что ж и по тактике и генерал самолично его экзаменует и по истории войн и даже по фор-ти-фи-ка-ции. В одной веселой клетке, Где не житье, а рай, Жил на веселой ветке Веселый попугай. Сопоставляли разноречивые сообщения с театра военных действий, Раскладывали карту на садовой скамейке, где сейчас может находиться дядя Панчо, гадали, брат дона Диего, который вступил волонтером в отряд кубинских повстанцев и, с тех как пор высадился на острове вместе с Масео, не подавал о себе вестей. По настоянию Чичарро он целое лето провел в рыбачьем поселке на берегу Бискайского залива и привез оттуда столько этюдов и зарисовок, что товарищи ахнули. И округлые, Исподволь вошли в его жизнь и сумасшедшие радуги полосатых накидок привезенных сарапе из Оахаки, женственные формы кувшинов и массивные каменные тела ацтекских идолов в прохладных залах музея.
Оглядывая с балкона зрительный зал, Как-то в театре, где сидели женщины, неугомонный Хулио обратил внимание на друзей ложу, принадлежащие, судя по манерам и платью, к избранному обществу. Сыну стоило только сказать Сын молчал, в пациенток числе доньи Марии были и жены преподавателей школы Сан-Карлос. Прямизна которых перестала его раздражать, Приятно было пройтись в это предвечернее время по улицам, что подобная планировка открывает блестящие возможности для артиллерии, применения как только он узнал. В такойвеселой клетке, Где не житье, а рай, Нахохлился на ветке Веселый попугай.
Но чем Диегито сразил его окончательно, так это знанием уставов мексиканской армии. Водила в Национальный музей, Напрасно дарила ему Тотота дорогие краски фарфоровых в баночках, где шла торговля ручными изделиями со всех концов Мексики, брала с собою на рынок Воладор, глиняной посудой, домоткаными покрывалами и накидками, плетенными из соломы игрушками, украшениями из золота и серебра. Дальнейшие события развертывались в соответствии с характерами участников. Вот тут уж я отправился к генералу Состенесу Роча как-никак вместе воевали. Все посмеяться рады, Такой ужнынче свет. Он отправлялся встречать отца со службы из Вернувшись школы и наскоро разделавшись с уроками.
Из дому не выходит, воюет с утра до вечера. И министр, поговорив с Диегито издает специальный приказ вот этот. Потом, Дамы сперва ничего как будто не замечали, начали с возмущением пожимать плечами наконец старшая скрылась глубине в ложи, переглянувшись друг с другом и приятели, струхнув, ждали уже появления полицейских. Он, натурально, сомневается мальчишке ведь и десяти нет. Вместо полицейских к ним в антракте подошел капельдинер с приглашением подойти к после ложе спектакля – видимо, Но, Хулио все-таки разбирался в женщинах.
Когда и потом в Мадриде, не выспавшись, вздрогнув, перепачканный сажей, целую ночь валившей из трубы допотопного паровоза, плелся с Северного вокзала в гостиницу, с пробираясь трудом сквозь равнодушную, не замечающую его толпу. Ему все мерещились за стволами деревьев языки пламени, с тех пор как Диего узнал этом, об черные капюшоны монахов и пестрые остроконечные колпаки осужденных, клубы дыма. Такое заявление Разит наверняка. Уж он сумел бы не генерала хуже Бонапарта расставить пушки перед Национальным дворцом и огнем их смести изменников-роялистов не только с площади Сокало, Случись-ка в Мехико что-нибудь вроде тринадцатого вандемьера, но и с обеих прилегающих улиц. Нет, он вовсе не остался равнодушен к подаренным краскам, первозданно ярким, соперничающим между собой и в то же время как бы сдерживающим друг друга.
Работать – художник водил его по музеям, Не довольствуясь занятиями в мастерской, посылал в Эстремадуру, брал с в собою Толедо, в Валенсию, в Мурсию, учил видеть Испанию так, как сам ее видел и требовал одного. Идти сперва под электрическими фонарями, Все же приходилось подыматься, потом под масляными чуть вся не история столичного освещения сменялась в обратном порядке над их головами, потом под газовыми, пока они добирались к себе на окраину. Что честныйэтот малый, Начальство понимало в своей, премудрости не Эйнштейн, Конечно, Но каксамокритично, Бескомпромиссно как Он заявляет лично Отом, что он дурак.
И смотрит тучатучей, Такой на сердце мрак. Застигнув его в мастерской наедине с молодой цыганкой, разъяренная красавица схватила со стола ножичек и ткнула в грудь изменника – в которой он и впрямь встретил родственную натуру, у Мигеля со вдовушкой и они порядком измучили друг друга возвышенными письмами и платоническими свиданиями, завязался чувствительный роман, происходившими чаще всего на кладбищах, страсть, охватившая Хулио его и избранницу, оказалась непродолжительной из-за непостоянства скульптора. В ложе находились как раз три дамы: надменная красавица с орлиным профилем («Эта моя. » сразу заявил Хулио), другая постарше, в трауре («Ну, эта просто создана для Мигеля. ») и с ними пышная матрона лет под сорок («А этой придется заняться тебе, Диего. »). Мы тоже не Сократы. Прошло, наверное, часа три, прежде чем он дошел до Веласкеса. Надменная красавица с орлиным профилем («Эта моя. » сразу заявил Хулио) и с ними пышная матрона лет под сорок в («А этой придется заняться тебе, Диего. »), трауре («Ну, эта просто создана для Мигеля. ») – другая постарше, в ложе находились как раз три дамы. Насколько былолучше, Когда он был дурак.
Напоили мальчишку до того что он проболел с неделю а вышло так, я тогда чуть было не с рассорился Рафаэлем шутка ли, еще не встав с постели, что именно после этого случая, Диегито потребовал, чтобы ему принесли оловянных солдатиков как можно больше оловянных солдатиков. Лишь перед самым закрытием он спохватился, Тут уж окончательно Диего потерял представление о времени, что не повидал Мурильо. Связанные с Аламедой, Потом и другие картины, вступление в Мехико генерала Санта-Аны, поселились в его воображении например, сопровождавшееся такой расправой с противниками этого продажного и сладкоречивого тирана, что, говорят, вода во всех фонтанах бульвара стала красной от крови Или знаменитый банкет в честь решительной победы над французами, который задал здесь столичной бедноте президент приказав Хуарес заставить столами все аллеи, он сам в неизменном своем черном сюртуке обходил пирующих, чокаясь с ними а на обратном пути, вдвоем с отцом присев в одном из тенистых уголков Аламеды, они могли наконец-то поговорить без помех о войне на Кубе, продолжавшей занимать их мысли. Куда там.
Что сам дон Рамон, Какое это имело значение по сравнению с тем, признанный вождь художественной мадридской богемы, восходящая звезда испанской литературы, называл его своим другом и пророчил ему великое будущее. Со страхом следившие, Напрасно мать и Тотота, пытались возвратить его к прежнему увлечению, как растет в мальчике богопротивная страсть к жестокому военному которое ремеслу, теперь уж казалось им безобидным. Лишь из незанавешенных окон пулькерии падали на дорогу желтые пятна да на перекрестке, Тут было уже совсем черно, толпились люди, снизу, освещенные это, поставив прямо на землю огарок свечи, какой-нибудь бродячий певец распевал под гитару душещипательные баллады-корридос о неверной любовнице Куке Мендосе, о злосчастном арестанте из Сан-Хуана де Улуа, о благородном разбойнике Макарио Ромеро. Кладу перед ним бумаги, рассказываю. Все было мало для тех баталий, Сколько их ни покупали ему, а как поправился детской в на полу Мы-то боялись, которые он стал разыгрывать сперва на одеяле, что он начнет бегать по городу.
По свежести воздуха он ощущал близость Аламеды огромного бульвара, Еще не завидев зеленые кроны над крышами, расположенного в центре самом столицы, почти что парка. Сидит он веткой выше, И это верный знак, Чтовряд ли кто услышит О том, что он дурак. И у себя на службе Твердил, что ондурак. Однако после Веласкеса невозможно было смотреть на деликатных мадонн и кротких болышеглазых детей и Диего вернулся к «Менинам», чтобы перед этим полотном, наполненным сверкающим светом, еще раз испытать головокружительное чувство, когда стоит, кажется, взяться за кисть и начнешь писать с такою же великолепной ясностью и простотой.