Еще находясь лишь на дальних подступах к своему неисчерпаемому магистральному сюжету, связанному с «международным эпизодом» в самых различных его проявлениях, Джеймс делится в письме заветной мечтой: «Надеюсь писать так, что для непосвященных окажется невозможным определить, кто я в данный момент американец, рассказывающий об Англии или англичанин, описывающий Америку Ничуть не стыдясь такой двойственности, признаюсь, что был бы чрезвычайно горд за себя, если бы сумел ее постоянно, сохранять ибо ведь она и свидетельствует о высокой просвещенности». Для самого же Джеймса проблема заключалась совсем в другом. Джеймс сохранял по отношению к ним дистанцию, созданную самим фактом его американского происхождения, напоминавшего о себе и спустя десятилетия после того, как он покинул родину. Проблема состояла в том, «Быть американцем, по-моему, замечательно, поскольку это прекрасная школа для желающих приобщиться к культуре», утонченными формами европейской цивилизации, чтобы эта пленительная неискушенность не в вступала противоречие со старыми.
Джеймс, воспитанный на классических образцах европейского реализма от Бальзака до Тургенева, как писатель не нуждался в тех изысканных «образах которые служили бы живописными соответствиями духовным фактам, воссоздаваемым художником». А значит, Ведь этот мир отличается нравственной неискушенностью и кроме того неиспорченностью или, может быть, самое главное он отличается наивностью, способностью с непритупившимся изумлением воспринимать многое из того, что в глазах европейцев давно сделалось привычным, заурядным и не достойным внимания. И в данном смысле мало что переменилось за пять десятилетий интенсивной литературной работы, Он осознал эту задачу как главную для себя уже в юности, которая поглощала силы без Джеймса остатка. «Надеюсь писать так, что для непосвященных окажется невозможным определить, кто я в данный момент американец, рассказывающий об Англии или англичанин, описывающий Америку Ничуть не стыдясь такой двойственности, признаюсь, что был бы чрезвычайно горд за себя, если бы сумел ее постоянно, сохранять ибо ведь она и свидетельствует о высокой просвещенности» – связанному с «международным эпизодом» в самых различных его проявлениях, Еще находясь лишь на дальних подступах к своему магистральному неисчерпаемому сюжету, Джеймс делится в письме заветной мечтой.
Ведь он был экспатриантом не в силу простого того обстоятельства, но в силу определенных убеждений – что он писал, Не менее отчетливо чувствовалась во всем, что предпочел Нью-Йорку Лондон, дистанция и по отношению к американскому опыту. «Быть американцем, по-моему, замечательно, поскольку это прекрасная школа для желающих приобщиться к культуре», Проблема состояла в том, чтобы эта пленительная неискушенность не вступала в противоречие со старыми, утонченными формами европейской цивилизации. Однако мотивы, которыми в конечном счете предопределялся этот выбор, были существенно иными, чем у Готорна, который тоже довольно долгое время жил вдали от родины и в Италии написал один из своих лучших романов «Мраморный фавн» (1860). Готорн, правда, вернулся, как ни тяготила его американская будничность, казавшаяся ему ужасающе бесцветной, лишенной аромата старины, а стало быть, глубоко чужеродной романтическому воображению: ведь романтику всегда необходим культурный ландшафт, включающий «древние соборы, аббатства, великие университеты». Он умел создавать нужный колорит, не прибегая к реминисценциям из далекой истории и, в отличие от Готорна, считал: для писателя есть свой выигрыш в том, что он вынужден изображать мир, где не отыщется ничего напоминающего «крохотные норманнские церкви» и прочие поэтические реликты.
Джеймс вовсе не идеализировал ни эти формы, Вопреки бытующему представлению, с постоянно которыми соприкасался, ни тем более те отношения и обиходные понятия, живя в Европе. Экспатрианство Джеймса, которое много раз пытались охарактеризовать как роковой шаг, приведший к измельчанию и угасанию его таланта (первым и наиболее убедительно, аргументировал такой взгляд крупнейший американский историк литературы Ван Вик Брукс в книге «The Pilgrimage of Henry James», вышедшей в 1925г. ), явилось, во всяком случае, абсолютно естественным выбором.